Раньше в Беларуси не существовало «Тиндера», в библиотеке нельзя было познакомиться с «Камасутрой», не было и интернета, позволяющего читать наши материалы о сексе. Но интимная жизнь наших предков бурлила и была, возможно, не менее яркой, чем сейчас. Мы уже вспоминали в подробностях, как белорусы относились к сексу и занимались им в догосударственный период и во времена Киевской Руси, в эпоху Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, а также в Российской империи. Теперь пришло время рассказать о Советском Союзе, где маятник качался от сексуальной революции и абсолютной вседозволенности до полного пуританства и запретов — что, впрочем, не означало отказа от интимной жизни.
Как проходила сексуальная революция двадцатых
1917 год — не просто дата, когда на территории Российской империи (туда входила и Беларусь) произошла революция, свергнувшая царский режим и приведшая к власти коммунистов. Это еще и время радикального поворота в сексуальной жизни наших предков.
Вплоть до революции белорусы существовали в условиях сексуального дуализма: противостояния языческой традиции (в ней секс был естественной частью жизни, природы и космоса, поэтому к нему относились положительно) и христианской (цель секса — исключительно деторождение). Вдобавок существовал и дуализм сословный: вплоть до революции представители сословий (закрытых социальных групп, принадлежность к которым передавалась по наследству и крайне редко приобреталась — например, крестьяне и дворяне) жили будто бы в разных мирах и по-разному относились к сексу.
Революция стала огромным социальным взрывом, уничтожившим прежние традиции и условности. Сословность канула в лету. В котле революции стали исчезать прежние разделения. Разумеется, не сразу: например, преобразования в деревне продолжались десятилетиями. Но в целом именно в советское время тенденции, характерные для сексуальной сферы, стали уже всеобщими.
Предпосылки к этому складывались еще до прихода коммунистов к власти. В своей работе «Сэксуальная рэвалюцыя ў Савецкай Беларусі. 1917−1929 гг.» их подробно рассмотрел доктор исторических наук Александр Гужаловский. По его словам, в начале ХХ века мире в целом происходила радикальная модернизация и разрыв с традиционными ценностями.
«У той час у еўрапейскім і паўночнаамерыканскім грамадстве пад уплывам тэорыі [аўстрыйскага псіхааналітыка] Зігмунда Фрэйда распаўсюдзілася думка пра тое, што палавое жыццё патрэбна жанчынам не менш за мужчын, а падаўленне сэксуальных жаданняў разбуральнае для псіхікі. Першая сусветная вайна прывяла да масавага скарачэння мужчынскай часткі насельніцтва, а таксама перамогі фемінстак, якія значна пашырылі канстытуцыйныя правы жанчын, змянілі менталітэт і паводзіны апошніх. Новае пакаленне жанчын 1920-х гадоў імкнуліся сумясціць сямейнае жыццё з прафесійнай кар’ерай. Гэта адбілася на іх знешнім абліччы ў выглядзе кароткіх стрыжак, вузкіх спадніц, нагавіц, а таксама касметыкі, якую раней ужывалі пераважна актрысы і прастытуткі. На працягу „равучых дваццатых“ палагоднелі адносіны да сэксуальных меншасцяў», — писал ученый.
Свои изменения происходили и в Беларуси, на которую также повлияла Первая мировая. По словам Гужаловского, мобилизация жителей в армию, беженство (на территории Беларуси проходила линия фронта и велись боевые действия), долгосрочное размещение на наших землях больших военных контингентов привело к размыванию традиционных представлений о сексе и морали. Но решающую роль все же сыграла Октябрьская революция, которая еще больше дезорганизовала семейные и моральные ценности. А также принесла в Беларусь идеи освобождения сексуальности и раскрепощения женщины. Последнее соответствовало новой государственной политике, поскольку ее идеологи видели в традиционной семье одно из главных препятствий к строительству коммунизма.
При этом, как подчеркивает Гужаловский, коммунисты не имели четкой программы в сфере семьи, брака и секса. В условиях такого идеологического вакуума зеленый свет получили разнообразные инициативы и взгляды, которые просто резко контрастировали с прежними. Одним из ведущих теоретиков новой морали стала Александра Коллонтай. В будущем она станет послом СССР в Швеции. А тогда была высокопоставленной партийной чиновницей — заведующей женским отделом ЦК Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Поэтому Коллонтай могла пропагандировать и реализовывать свои идеи административным путем.
По мнению Гужаловского, взгляды Коллонтай представляли собой сложный симбиоз феминизма и марксизма. Например, в брошюре «Новая мораль и рабочий класс» она выступала против легального брака (мол, он противоречит мобильной человеческой психике), свободного союза (требует затрат времени) и проституции. Вместо этого Коллонтай предлагала следующее: там, где отсутствует большая любовь (а она якобы отсутствует в большинстве случаев), практиковать «любовь-игру» или «эротическую дружбу» (под ней понималось «накопление любовной потенции», что не мешает общественной и личной жизни партнеров).
Такие взгляды начали реализовывать и на практике. Например, как писал Гужаловский, абсолютная свобода царила на вечеринках, проводившихся в Могилевском медицинском техникуме. Они начинались с небольшой культурной программы, после которой шли танцы. «А потым у калідоры на другім паверсе, дзе пануе прадугледжаная кімсьці цемра, страбочуць і кахаюць маладыя акушоркі і фармацэўткі маладых хлапцоў», — возмущалась в 1928 году газета «Чырвоная змена». Секс был главной частью программы закрытых вечеринок, которые устраивали молодые рабочие и работницы борисовской фабрики «Красная Березина» (сейчас — ОАО «Борисовдрев»).
Как отмечал Гужаловский, в конце 1920-х в Мозырском округе (на такие территориальные единицы тогда делилась БССР) 15% комсомольцев были исключены из организации за «половой разврат», в Бобруйском и Борисовском округах — около 10%. В Смолевичском районе многие комсомольцы способствовали распространению проституции. Один из них по фамилии Раковщик организовал «группу бесплатного пользования девушек». В ячейке местной партийной школы комсомолец (с молчаливого согласия секретаря) распространял порнографическую литературу. Как отмечал Гужаловский, «сексуальная свабода моладзі прывяла да вялікай колькасці ранніх шлюбаў, разводаў, абортаў, згвалтаванняў і ў выніку — зламаных чалавечых лёсаў».
Но это была одна сторона медали. Другой же была свобода, царившая в сексуальной сфере. Например, в 1920-м большевики первыми в мире на государственном уровне разрешили аборты. В двадцатые годы в БССР не преследовали гомосексуалов, уголовному наказанию подлежало лишь насильственное мужеложство (фактически речь шла об изнасиловании) — виновный мог получить пять лет лишения свободы. Также предусматривалась ответственность, если секс происходил с несовершеннолетним.
При Сталине секса не было?
Период экспериментов закончился на рубеже двадцатых — тридцатых годов. Тогда послереволюционная романтика сошла на нет — начались тяжелые будни: коллективизация, индустриализация и усиление репрессий. Советское руководство стало закручивать гайки во всех сферах жизни: ввели паспортную систему, начали борьбу с «остатками буржуазии». Логично, что сексуальная свобода также подошла к концу.
В эпоху Иосифа Сталина политика в области секса оказалась последовательной, продуманной и безжалостной:
- в 1933-м была введена ответственность за половой акт мужчины с мужчиной независимо от возраста обоих партнеров и даже в случае добровольного секса;
- в 1936-м запретили аборты;
- в том же 1936-м поставили крест на сексуальном воспитании (вышло постановление ЦК ВКПб «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». Педология была направлением в педагогике, ставившим своей целью объединить подходы различных наук при изучении развития ребенка — среди прочего она предусматривала и анкетирование детей, что позволяло проанализировать данные об их развитии, в том числе и сексуальном);
- последовал запрет на обсуждение секса в публичном пространстве: в 1936—1961 годах в Советском Союзе вышли всего две книги с упоминанием в заголовке слова «секс»;
- в 1943-м в крупных городах ввели раздельное обучение мальчиков и девочек, чтобы направить энергию полового созревания в процесс обучения (такой подход использовался вплоть до смерти Иосифа Сталина в 1953 году).
Как писал упоминавшийся Александр Гужаловский в статье «Больш не табу: лібералізацыя сексуальнай культуры ў БССР перыяду хрушчоўскай адлігі», «у гэтых умовах вырасла пакаленне савецкіх людзей, у якіх сексуальная цяга выклікала гаму складаных пачуццяў — ад агіды да страху. Яны перадавалі гэтыя пачуцці сваім дзецям, якім было ўласціва суцэльнае сексуальнае невуцтва. Асабліва „заціснутымі“ былі гарадскія падлеткі, у адрозненне ад іх вясковых аднагодак, якіх не адукоўвалі, але і не запалохвалі, у той час як ад юных гараджан хавалі абсалютна ўсё».
Недаром люди, выросшие в сталинскую эпоху, ставили на рассказах о сексе блок. Характерный пример: о теме сексуального насилия в годы Второй мировой написаны сотни работ на немецком языке, а вот на русском их нет — советские женщины не хотели об этом говорить. Работы на эту тему появились уже после распада СССР.
Но ситуация, описанная Гужаловским, была не единственной проблемой. Как отмечал литовский историк Томас Вайсета, в СССР фактически имела место «сексуальная гражданская война», сопровождавшаяся постоянным конфликтом норм поведения. С одной стороны, «освобожденная» советская женщина должна была работать и участвовать в общественной жизни, что и происходило. С другой стороны, за ней все также закреплялась традиционная роль домохозяйки, которой приходилось воспитывать детей, готовить и убирать. То есть на женщину ложилась двойная нагрузка. Отмеченные Вайсетом тенденции закрепились в советском обществе и сохранились вплоть до распада Союза.
Такая ситуация была возможной как минимум по двум причинам: патриархальному воспитанию, которое получали женщины (они не знали альтернативы такой модели), а также позиции государства. Например, в начале 1950-х годов один из советских авторов признал, что брак может быть разрушен «смертью, угасанием или непрочностью отношений». Но тогда его раскритиковали за построение взаимосвязи между советской ячейкой общества и «биологическими факторами». Ведь якобы для развода в социалистической семье может быть только одна причина: партнер оказался «недостойным» членом советского общества, не вносящим вклад в его развитие. Развод по другим причинам не приветствовался.
Пуританство властей и первые изменения в обществе
Первые косметические изменения стали происходить после смерти Иосифа Сталина, умершего в 1953 году. В 1954-м отменили уголовную ответственность за аборт без медицинских показаний. В следующем году легализовали искусственный выкидыш, который можно было произвести в медицинских учреждениях по просьбе беременной.
Но в вопросе сексуальной ориентации никаких поблажек не произошло. Статья о мужеложстве (то есть уголовной ответственности за гомосексуальные отношения) существовала практически на протяжении всего советского времени и не исчезла даже с распадом Советского Союза: в Беларуси ее отменили только в 1994-м. В начале девяностых годов приводились следующие цифры: ежегодно в СССР по этой статье осуждалось от 800 до 1400 человек, то есть за 59 лет существования закона о мужеложстве число его жертв, вероятно, превышает 60 тысяч (отдельную статистику по Беларуси мы не нашли).
В целом власти по-прежнему боялись говорить с людьми о сексе. По словам сексолога Игоря Кона, в школьных учебниках по биологии отсутствовало даже описание половой системы человека, а о размножении говорили на примере кроликов. Любое изображение мужских или женских половых органов считалось порнографическим. И это — не преувеличение. Ученый приводил пример, когда один из его единомышленников привез из Дании школьные учебники и показал их своим коллегам по Институту психиатрии. Этого человека обвинили в распространении порнографии.
Информацию о сексе граждане — что взрослые, что подростки — зачастую получали случайным образом. В 1960 году в Москве вышел перевод книги восточнонемецкого врача Рудольфа Нойберта «Вопросы пола». Как отмечал Гужаловский, «толькі ад азнаямлення са зместам гэтай кнігі ў беларускага чытача перахоплівала дыханне: у ёй былі раздзелы пад назвамі „Аб ласках“, „Палавыя зносіны“, „Папярэджванне цяжарнасці“ і нават „Палавыя вычвары“. Нешматлікія экзэмпляры выдання, якія дайшлі да Беларусі, былі вельмі хутка зачытаны да дзірак, на іх старонках з’явіліся шматлікія пазнакі і каментарыі».
Позже появилось еще одно издание Нойберта — «Новая книга о супружестве». Несмотря на менее острую тему, власти все равно решили перестраховаться. Поэтому книгу открывало вступление советского психолога Виктора Колбановского, который четко сформулировал главную задачу советского полового воспитания — уберечь молодежь от секса. Взрослым, по мнению Колбановского, также следовало пореже им заниматься. «Необходимо отвлечь внимание растущей молодежи, в большинстве своем учащейся, в сторону познания различных явлений действительности», — писал он.
Все эти события происходили на фоне сексуальной революции, которая в 1960-е годы охватила западный мир. На уроках в школах в этих странах стали обсуждать отношения полов, аборты и контрацепцию. Как ни странно, СССР попытался идти в ногу со временем. В начале 1960-х в советских школах появился курс «Основы советской семьи и семейного воспитания». Но основной акцент в нем делался на пользе семьи как ячейки социалистического общества, сексуальные отношения на уроках не упоминали. А уже в 1965-м курс отменили.
В конце 1960-х в советских школах появились неоднократко переиздававшиеся учебники по биологии, автором которых была Анна Цузмер. Но даже в его версии 1984 года не существовало раздела о строении женских и мужских половых органов. Все начиналось с описания половых клеток и оплодотворения, но как сперматозоиды на практике попадали к яйцеклетке, оставалось загадкой. Рисунки женской и мужской половых систем в разрезе появились в учебниках лишь к 1986-му.
При таком воспитании и отношении общества к сексу многие люди по-прежнему оставались в неведении об этой сфере — и это нередко оборачивалось семейными драмами.
«У меня оргазмов в двух браках не было. Второму мужу на восьмом году совместной жизни промямлила, мол, а не мог бы ты что-нибудь сделать, чтобы мне тоже удалось что-то почувствовать? На что муж мне ответил, что у меня что-то не так с физиологией. Из-за того что сексуальное воспитание отсутствовало, секс в браке часто был плохим. Если мужчина попадался без природного дарования чувствовать свою женщину, то девушка могла прожить и семь, и десять лет, так и не понимая, что такое секс, и не зная, что он может приносить удовольствие. Отсюда и это выражение советское: супружеский долг. Не было раскрепощенности, никто не знал, как себя вести, — не мог ни прочитать, ни на картинках посмотреть, ни услышать от знакомых», — рассказывала одна из советских женщин.
Эта история не была каким-либо частным примером. Исследователь Валдемарас Клумбис приводил следующую статистику: в Латвийской ССР 60−65% женщин были фригидными (демонстрировали полное отсутствие интереса к сексу). Когда проводились подсчеты, ученый не уточнил, но из контекста можно предположить, что речь шла о 1960—1980-х годах, когда стали возможны такие социологические исследования. С определенной натяжкой похожие цифры можно экстраполировать и на Беларусь, ведь между обеими республиками не было каких-то кардинальных отличий в этой сфере. Кстати, сам Клумбис достаточно аргументированно объяснял такой высокий показатель фригидности: согласно тому же опросу, 80% латвийских женщин жаловались на нехватку сексуальных ласк. То есть фригидными их делали мужчины.
Но такое пуританство было характерно не для всех жителей Союза. Британский историк сексуальности Дэн Хили писал, что в 1960—1970-е годы в СССР произошла «революция интимности». Правда, в первую очередь в профессиональной среде. Тогда появились новые дискуссии о сексе в науке — например, работы Сергея Голода. Последний не мог напрямую изучать сексуальные пристрастия советских людей (эта тема была табуирована), а потому сосредоточился на особенностях супружеских отношений в Ленинграде (современный Санкт-Петербург).
Голод выяснил, что развод все меньше осуждался в обществе, что все больше женщин стремились к сексуальному опыту до замужества, а первый секс у советских людей происходил все раньше. Другие социологи согласились с его оценками. Также они писали, что молодые люди легко вступали во внебрачные связи, если брак их не удовлетворял. Развод переставал восприниматься как клеймо. А добрачная девственность теряла серьезную символическую ценность.
Аналогичная ситуация наблюдалась и в Беларуси. «Цяпер модна круціць любоў з усімі <…>. Круці, пакуль круціцца», — описывала жительница Витебска нравы в своем городе в 1965-м.
За пять лет до этого, в 1960-м, в Минск приехал 21-летний американец Ли Харви Освальд, в будущем — предполагаемый убийца президента США Джона Кеннеди. Записи в дневнике свидетельствуют, что он не жаловался на недостаток общения с девушками. «Іна [прозвішча напісана неразборліва]. Бландзінка, вучыцца ў кансерваторыі, з Рыгі. Я сустрэўся з ёй у 1960-м у Зігераў, яе сям’я (якая паслала яе ў Мінск), відавочна, заможная. Іне падабаецца моднае адзенне, добры абутак і бялізна. У кастрычніку 1960 г. мы сталі вельмі блізкімі адзін аднаму, што скончылася палавым актам 21 кастрычніка. Яна была нявінніца, мы сустракаліся такім чынам 4 ці 5 разоў, апошні — 4 лістапада 1960 г. Пасля заканчэння Мінскай кансерваторыі яна з’ехала з Мінска ў Рыгу», — цитирует Александр Гужаловский дневник Освальда.
Как подсчитали социологи (исследование 1968 года), половые отношения до женитьбы имели 62% мужчин и 55% женщин СССР — это довольно низкие цифры для нашего времени, но высокие для страны в послесталинскую эпоху. До совершеннолетия сексом занимались 14,5% девушек и 52,5% парней. Первых от этого сдерживали мораль и отсутствие желания, вторых — отсутствие удобного случая. «Гэта агульнасаюзная статыстыка пацвярджаецца беларускімі архіўнымі матэрыяламі. Так, вынікі праверкі рэспубліканскіх школ-інтэрнатаў, якая праводзілася ў канцы 1962 г., паказалі шматлікія дысцыплінарныя парушэнні, многія з якіх з’яўляліся насамрэч праявамі ранняй падлеткавай сексуальнасці», — комментировал эти данные Гужаловский.
Сцены с сексуальным подтекстом понемногу начали проникать и на телевидение. Например, в фильме «Бриллиантовая рука» у актрисы Светланы Светличной внезапно расстегивался лифчик, а у Веры Алентовой в картине «Москва слезам не верит» была видна грудь. Но таких эпизодов было очень мало — и каждый из них становился поводом для дискуссий и обсуждений среди аудитории, что лишь подчеркивало степень закрытости этой темы.
Сложившаяся в обществе ситуация позволила советским социологам в 1960—1970-е годы впервые заговорить о необходимости сексуального воспитания, которое помогло бы снизить статистику разводов, число матерей-одиночек и бездетных пар. Увы, безрезультатно.
Перестройка и свобода
Ситуация немного изменилась в 1980-е. После долго перерыва в школьную программу наконец-то включили соответствующие курсы. В 1982-м в качестве эксперимента для 9−10-х классов появилась специальная программа «Этика и психология семейной жизни». Со следующего 1983 года в восьмых классах стали изучать курс «Гигиеническое и половое воспитание». Но ученые оценивают результаты этих попыток скептически: по их словам, курсы «не получили широкого распространения по многим объективным причинам. Попытка закончилась неудачей, а проблема осталась нерешенной».
Для неудачи было много причин. В реальности предметы были достаточно краткими. Курс «Гигиеническое и половое воспитание» составлял 12 часов, «Этика и психология семейной жизни» — 34. Обсудить за это время все проблемы было нереально. Не хватало и специально подобранных материалов. Но главное, что никто не позаботился о подготовке самих педагогов. «Учителя вообще плохо обучаемы, а заставить женщин-учительниц, часто с неустроенной личной жизнью, говорить такие неприличные слова, как „половые органы“ или „онанизм“, и вовсе невозможно», — писал Игорь Кон. В итоге в конце 1980-х половое воспитание и этику семейной жизни в школах снова отменили.
Стимулом к настоящим переменам стали политические реформы. В СССР началась перестройка, в ее ходе проводилась политика гласности, ослабла цензура, в результате в обществе смогли обсуждать самые щекотливые темы.
Уже в 1980-е начали издаваться книги для детей о том, как устроено тело человека, — причем с картинками.
Но главные изменения произошли в СМИ и кино. Например, вплоть до начала перестройки власти делали вид, что проституции в стране не существует. В 1986-м в газете «Московский комсомолец» был опубликован очерк «Белый танец» о «валютной проституции». В 1988-м бестселлером стала повесть Владимира Кунина «Интердевочка», а через год вышел одноименный фильм. Изрядная романтизация темы и однобокость ее представления привели к тому, что валютная секс-работа оказалась в десятке самых предпочитаемых профессий при анонимном тестировании старшеклассниц в Риге и Ленинграде.
В 1988-м на экраны вышла картина «Маленькая Вера», собравшая в прокате 56 млн зрителей. Такие показатели не в последнюю очередь объяснялись первой в советском кино сексуальной сценой. С точки зрения девяностых ничего «такого» в картине не было: герои занимались сексом в одежде да еще и под одеялом. Но советскому зрителю сносило крышу даже от этого.
Аналогичный пример связан с Беларусью. В том же 1988-м вышел фильм Валерия Рыбарева «Меня зовут Арлекино», снятый на «Беларусьфильме». Он стал самым популярным белорусским фильмом за всю историю: его посмотрели 41,9 миллиона зрителей. Востребованность картины среди прочего объяснялась одной из первых нецензурированных сцен сексуального насилия и изрядным количеством сцен насилия физического — всего того, что было в американском кино и чего не было в «правильном» советском.
Окончательная же свобода в сексуальной сфере пришла в нашу страну с распадом Союза. «В 1991 году мы с женой в подземном переходе на Октябрьской сделали первую эротическую выставку — с голыми тетками. Продавали билеты и заработали нормально. В СССР не было ни эротики, ни порнографии, ни ***а не было! — воспоминал писатель Адам Глобус. — Все было табуировано. Когда [Виктор] Цой в фильме „Игла“ сказал слово „трахаешься“, то это прозвучало как взрыв гранаты — просто уууух! И секс-революция была основной пробивной силой. У нас в 90-х начали выходить книжки с эротическими анекдотами, в киосках стали продаваться видеокассеты с порнофильмами. И все внезапно стало разрешено. И это сработало. Потом появились гей-клубы, „Лямбда-форум“, гей-прайды — до фига всего произошло. И я считаю это великим достижением из того, что сделало мое поколение».
Читайте также
