Во время посещения российского Иркутска Александр Лукашенко неожиданно вспомнил забастовку минского метро 1995 года, которую он жестоко подавил: «В начале моего президентства у нас очумелые метро остановили. Метро стоит, два миллиона город, жарища, помню, больше 30 [градусов]. Я вызываю [главу Беларусской железной дороги Евгения] Володько. „Так, — говорю. — Снимай машинистов с железной дороги“. А у меня мама работала на железной дороге, они ко мне с уважением [относятся]. Он говорит: „Ты что, Александр Григорьевич, наши метро не умеют водить“. Я говорю: „Что там водить — сел и поехал“. — „Мы не успеем за две минуты интервал“. Я говорю: „Четыре делайте“. И мы с машинистами, молодцы ребята, 60 человек, обеспечили работу». Рассказываем, что тогда происходило на самом деле.
Бастуют Минск и Гомель
Александр Лукашенко пришел к власти в середине 1994 года, победив на первых президентских выборах — единственных в истории нашей страны, которые прошли демократично. Но ситуация в экономике не улучшилась. В Беларуси продолжался кризис. Но вместо проведения реформ власти не нашли ничего лучшего, чем сокращать доходы простых работников.
30 апреля 1995 года руководитель столичного метро Владимир Набежко своим приказом отменил 10-процентные надбавки для сотрудников за безопасную и безаварийную работу и уменьшил размеры премий. Этим он нарушил коллективный договор, заключенный между работодателем и профсоюзами. Тогда на метрополитене сосуществовали два профсоюза: официальный (речь о Федерации профсоюзов Беларуси) и Свободный независимый профсоюз Беларуси. С тех пор как был нарушен коллективный договор, они действовали сообща. Попытки договориться результатов не дали.
«Спачатку напісалі пісьмо ў Федэрацыю прафсаюзаў; звярнуліся да [Уладзіміра] Ярмошына, які быў тады мэрам Мінска; напісалі зварот у транспартную пракуратуру і інспекцыю працы. Адусюль мы атрымалі адказ, што начальнік метрапалітэна парушае заканадаўства аб працы, а таксама калектыўныя дамовы», — рассказывал тогдашний председатель профсоюзного комитета железнодорожников и транспортных строителей Николай Канах (речь о государственном профсоюзе). Но в конфликт ни одна из структур не вмешалась.
«Тады мы звярнуліся ў суд, — продолжал Канах. — Была створаная прымірэнчая камісія. Але кіраўнік метрапалітэна стварыў такія ўмовы, што ў любым выпадку рашэнне заставалася за ім. У нас не было выбару, апрача як склікаць канфэрэнцыю працоўнага калектыву і раіцца, што далей рабіць».
Так появилась идея забастовки. Активисты даже назначили ее дату — 6 июля. Но выступление тогда так и не началось, поскольку рабочие все-таки надеялись на переговоры. На то, что забастовка все же началась, повлияла активность их коллег из второго по величине города страны.
16 августа забастовка транспортников началась в Гомеле. Почти 500 водителей с утра появились на рабочих местах, но отказались водить троллейбусы. Они требовали повышения зарплат, а также их своевременной выплаты. Администрация быстро сбила ту активность: задолженность по зарплате погасили, саму ее увеличили на 30%.
За день до этого, 15 августа, началась забастовка в троллейбусном депо №1 в Минске (в то время располагалось в границах теперешних улиц Киселева, Красной, проспектов Машерова и Независимости — сейчас там строится жилой квартал Depo). «Водители ночной смены, прибыв в два часа ночи с рейсов, не пошли домой, а остались на своих „рабочих местах“ — необорудованных кабинах в стенах депо. Прибывшая утренняя смена поддержала своих товарищей. И в троллейбусном депо начался митинг протеста», — рассказывал «Вечерний Минск».
В пять утра на маршруты не вышло 100 из 155 машин. Основным требованием была выплата зарплаты, которую водителям троллейбусов задерживали уже три недели. «Мы работаем на старых, разбитых машинах. Вдобавок ко всему мы вынуждены ездить голодными, как потенциальные убийцы. А если водитель потеряет сознание за рулем? — объясняла водитель Раиса Корицкая.
В итоге работники метро решили поддержать коллег.
Вечером 16 августа в метрополитене прошла совместная конференция официального и независимого профсоюзов. Ее участники проголосовали за создание объединенного профкома и потребовали отставки начальника метрополитена Набежко. При этом сотрудники метро получали достаточно неплохие деньги. Средняя номинальная зарплата по Минску в 1995-м составляла около миллиона рублей (87 долларов), у метрополитеновцев — от двух до трех миллионов (174−261 доллар). Но ее платили с задержкой: так, в августе сотрудники получили только аванс за июль. Кроме того, как отмечалось выше, у них забрали надбавки и уменьшили премии.
«Весь конфликт разгорелся из-за неуважительного поведения. Если с народом разговаривать по-людски, он всегда пойдет на уступки. Мы — терпеливые. С апреля использовали все цивилизованные способы сесть с администрацией за стол переговоров, вплоть до обращения в суд и прокуратуру. Безрезультатно», — объяснял журналистам председатель независимого профсоюза работников метрополитена Владимир Макарчук.
Начало забастовки и первое предложение властей
17 августа на дверях минского метрополитена появились таблички, сообщавшие, что станции закрыты по техническим причинам. Упоминается и такая надпись на стекле дверей подземки: «Просим извинить за временное неудобство, добиваемся выплаты зарплаты».
В условиях, когда не работало метро и часть троллейбусов, обслуживавших центр Минска (на маршруты вышли автобусы и трамваи), город встал. На страницах газет тех дней можно найти заметки о том, что таксисты в разы взвинтили цены на проезд, пытаясь получить дополнительный заработок. Пассажиры жаловались на перевозчиков-хапуг.
В семь утра к бастовавшим работникам метро, собравшимся в «Московском» депо (находится недалеко от станции метро «Институт культуры»), приехал мэр Минска Владимир Ермошин. Для переговоров с ним сотрудники создали специальную комиссию. Но коллектив запретил ей вести диалог с властью, пока Набежко остается на посту главы метрополитена. «Если бы с самого начала руководство принимало участие в переговорном процессе, остановки движения электропоездов могло бы и не быть», — говорили они.
Кроме того, они потребовали выполнить условия коллективного договора (речь шла о выплате компенсаций в размере 1% за каждый день просроченной зарплаты), от городских властей также просили незамедлительно приступить к переговорам по заключению тарифного соглашения. Власти заявили, что могут выплатить просроченную зарплату «за счет пенсионеров и медиков», после чего это требование сняли, но остальные пункты остались в силе.
Ермошин попытался найти компромисс и предложил забастовку отложить, а начальника метрополитена отправить на несколько месяцев в отпуск. Ему ответили отказом, и мэр ушел совещаться в Мингорисполком.
Имели ли сотрудники минского метро право на забастовку? По законодательству забастовки на метрополитене были запрещены — как на предприятии, где может возникнуть угроза жизни и безопасности людей. Но, согласно закону о коллективных трудовых спорах, который принял парламент (Верховный Совет), сотрудникам метро бастовать все же разрешалось. Как пояснял Владимир Макарчук, в случае, когда подзаконный акт противоречит закону, действует решение парламента.
Права работников метро были нарушены еще весной. Но когда было объявлено о забастовке, оказалось, что о ней знали не все. Всего в минском метро тогда работало 1,6 тысячи человек. В электродепо, которое стало ядром забастовки, — около 350. При этом, по информации одного из участников страйка, на территории депо «Московское» собрались около 900 человек. А вот остальные либо не захотели бастовать, либо не знали о планах коллег.
«Например, электрики в минувший четверг вышли на работу, не имея точной информации о том, что решила конференция и каковы конкретные требования организаторов забастовки. Электрики даже разъехались по своим рабочим местам на другие станции, но на троллейбусах. Вышли на работу и рабочие, обслуживающие эскалаторы. Спешка с забастовкой привела к тому, что даже в своем коллективе информация просачивалась самая противоречивая», — говорили ее участники.
А кто-то вышел на работу из заботы о самом метро: «Если бы мы забастовали все, то уже через несколько часов станции могли бы оказаться просто под водой. Ведь у нас, кроме поездов, еще огромное количество всякого оборудования, например, насосы, которые откачивают грунтовые воды. А окажись станции под водой, восстановить метро вряд ли удалось бы».
Приезд ОМОНа — и выход из игры водителей троллейбусов
Уже после отъезда Ермошина — напомним, речь шла о 17 августа, первом дне забастовки — к зданию депо подогнали четыре грузовика с силовиками. «Пачалася забастоўка. Да нас прыехалі АМАП і спецназ. У экіпіроўцы са шчытамі. Выгляд у іх быў пагрозлівы. Выйшаў палкоўнік і папярэдзіў: „Хлопцы, вы адсюль павінны сысці, а калі будзе супраціў, то выдалім. І вось вам палкоўнік: ён правядзе на плошчу Свабоды, дзе Свабодны прафсаюз“ (речь о его офисе. — Прим. ред.). І нас туды правялі: па Фабрыцыуса, па Нямізе і на плошчу Свабоды», — рассказывал бывший машинист Сергей Писаренко.
В тот день начальник службы контроля Администрации Лукашенко Василий Долгалев грозил сотрудникам увольнением, а зачинщикам страйка — уголовной ответственностью. Забастовщиков принуждали писать заявления о том, что в забастовке они не участвуют. Многих сотрудников вызывали к начальству по одному и заставляли отказаться от участия в страйке.
Среди беларусов отношение к происходившему было разным. Их поддерживали профсоюзы других отечественных предприятий. Например, шахтеры Солигорска обещали, что в случае попыток расправы с бастующими «выступят с акциями протеста, вплоть до объявления предупредительной забастовки». А вот среди пассажиров было множество возмущенных.
Например, государственное издание «Вечерний Минск» опубликовало письмо пенсионерки Александры Захаренко: «В очередной раз удвоят, а то и утроят плату за проезд и востребуют еще большую дотацию. Зарплата в миллионы их не устраивает — требуют больше (в реальности это не соответствовало действительности, протестующие не требовали увеличения зарплаты. — Прим. ред.). Но за чей счет? Журналисты, врачи, учителя, даже профессора и академики не мечтают о той зарплате, которую урывают у государства водители разных видов транспорта. Так пусть бастуют, а бюджетники или безработные могут переквалифицироваться и сесть на их место… А то что ж получается? У неработающих пенсионеров отняли последнюю президентскую милостыню в сумме пятидесяти тысяч рублей, предназначенную было на компенсацию вздорожания молока и хлеба. А минимальная зарплата — ни с места. Впрочем, кто сейчас думает об элементарной справедливости?»
Свободный профсоюз Беларуси попытался расширить число участников забастовки: «Мы обращаемся к правительству с требованием незамедлительно выплатить заработную плату на государственных предприятиях и в бюджетных организациях. Мы считаем преступлением перед людьми задержку выплаты пенсий, пособий на детей, других социальных выплат. Мы обращаемся к трудящимся города Минска и республики проявить солидарность с бастующими. Они бастуют за всех рабочих, которых власти стараются приучить работать бесплатно, не выплачивая им по нескольку месяцев заплату».
Но власти сделали ставку на раскол протеста. Для этого с бастовавшими в троллейбусном депо встретился Владимир Ермошин. 18 августа им выплатили зарплату, после чего они отказались от страйка. Это позволило властям выпустить в город дополнительные троллейбусы, которые стали курсировать вдоль линии метро.
В субботу, 19 августа, бастующие вновь собрались в «Московском» депо. Как рассказывал глава Свободного профсоюза Геннадий Быков, «калі людзі знаходзіліся на сваіх працоўных месцах у „Маскоўскім“ дэпо, іх акружыла міліцыя. АМАП прыехаў з сабакамі, шмат машын хуткай дапамогі. Калі мне патэлефанавалі і запыталіся, што нам рабіць, я сказаў — калонай ісці да офіса Свабоднага прафсаюза на плошчы Свабоды». Туда отправились около 200 человек.
Около 17 часов того же дня внутренние войска оцепили уже и здание, где находился офис профсоюза. «Там ужо былі людзі ў масках, са шчытамі. Пасля прыехаў моцна экіпаваны АМАП, і я пабачыў вельмі шмат машын і вайскоўцаў. Тут пачалі хапаць людзей, і гэта было страшна. Як пры піначэтаўскім рэжыме: хапаюць, кідаюць у машыну, ускокваюць самі і з’язджаюць. Нейкаму машыністу крыкнулі: «Стой!» — той пабег у бок Кастрычніцкай плошчы, дык пачалі страляць з пісталета ў паветра. У таго машыніста ад стрэсу нават язва адкрылася, і ён у шпіталь патрапіў. Шок быў. І калі наяве гэта ўсё бачыш, з табою побач, — гэта ўсё страшна», — рассказывал один из участников забастовки.
Свои воспоминания о том эпизоде были и у главы Свободного профсоюза Геннадия Быкова: «І тут акружаюць. Відаць, гэта была брыгада [камандзіра роты спецпрызначэння вайсковай часткі 3214 Дзмітрыя] Паўлічэнкі (считается причастным к более поздним исчезновениям беларусских политиков. — Прим. ред.). Мажліва, не быў яшчэ камандзірам, але прысутнічаў. Чаму так кажу? Бачыў, што афіцэры ў чырвоных „шапках“ — крапавыя берэты з „адбітай галавой“. Камандаваў [Валянцін] Агалец — ачольнік унутраных войскаў. Лукашэнка ўвечары выступіў: „Я даў загад навесці парадак. Гэты загад не быў выкананы!“ Як высветлілася, Лукашэнка даў загад збіць людзей. А там былі нашыя людзі — ад 30 да 40 гадоў. Калі б пачалася бойка, а пад рукамі цагліны, то крыві там было б нямерана. Я вывеў людзей з гэтай бойкі, збіцця не адбылося».
Те, кто после задержаний остались на свободе, отправились к Мингорисполкому. Но новый разговор с Ермошиным провалился. Тот предлагал начать работу, а уже потом договариваться. Бастующие же в качестве условия для вступления в переговоры предлагали восстановить на работе 16 человек, уже уволенных с момента начала забастовки. Мэр заявил, что разберется с уволенными по собственному усмотрению, добавив, что проблема выхода бастующих на работу его «уже не сильно волнует»: мол, по дублирующему метро маршруту будут пущены завезенные из других городов автобусы.
Приглашение машинистов из Москвы и похищение людей
В ночь с субботы на воскресенье (с 19 на 20 августа) начальство метрополитена вместе с милицией стало обходить квартиры бастующих, требуя, чтобы те вышли на работу. Из 150 машинистов согласилось шестеро. Кроме того, 20 августа власти вызвали из отпуска водителей пригородных электричек и, угрожая увольнением, потребовали начать обкатывать поезда метро (то есть таким образом переучиваться водить этот транспорт). Хотя, согласно инструкции, до выхода на линию машинист метро должен был отъездить на обкатках в пустом тоннеле 160−180 часов.
«Четыре года назад я тоже пришел сюда из железнодорожных машинистов. Имел 1-й класс. Меня обучали по ускоренной программе аж два месяца. Тут же хотят за два дня, — рассказывал один из участников забастовки. — Хотя роднит машинистов метро и железной дороги только лишь одинаковая ширина колеи. А ведь первейшая обязанность машиниста — обеспечение безопасности пассажиров при соблюдении графика движения».
Специальным авиарейсом из российской столицы были отправлены несколько десятков машинистов московского метро, чтобы заменять бастовавших и учить новичков. «Па сутнасці, яны непатрэбныя былі на сваей працы. Па прынцыпе: вазьмі, божа, што нам не гожа. З Масквы чартарным рэйсам прывезлі яшчэ людзей. Але штрэйкбрэхеры надвор’я не зрабілі. Нашыя паехалі! Калі нашыя спалохаліся рабацягі, то ўсё і скончылася», — вспоминал бывший машинист Павел Мирочников.
В тот же день, 20 августа, по БТ в телепрограмме «Резонанс» выступил Александр Лукашенко. Он заявил, что забастовка метро — дело рук националистических сил во главе с Беларусским народным фронтом. Политик обвинил Свободный профсоюз в сотрудничестве с польскими коллегами и консультациях с американскими профсоюзами. Якобы из-за-границы приезжали эмиссары, учившие Свободный профсоюз работать в новых условиях. В США и Польше эту информацию опровергли.
Лукашенко лгал, что около депо метрополитена стоят пикеты, которые не пускают на работу тех, кто хочет выйти на линию. Он также заявил, что задержат всех, кто будет препятствовать работе транспорта в Минске. «Метро в понедельник должно работать, — заявил Лукашенко, обратившись к его сотрудникам. — У вас есть мощь, чтобы принять решение». Политик также обещал навести порядок в столице «самыми жесткими мерами».
Так и произошло. Ранним утром 21 августа группа сотрудников метро в составе 23 человек вышла из депо, чтобы отправиться к зданию Свободных профсоюзов. У них не было ни плакатов, ни флагов. Но спецподразделения МВД произвели предупредительные выстрелы в воздух, приказали работникам лечь на землю и задержали их.
В 7 утра того дня около 150 бастующих вновь собрались около офиса Свободных профсоюзов. Через 20 минут по требованию милиции они перенесли митинг на одну из окраин города. Это спасло их от задержания: на площадь Свободы пригнали грузовики с ОМОНом. Однако около 8 утра прямо на улице люди в черных масках схватили профсоюзных лидеров минского метрополитена Владимира Макарчука и Николая Канаха (причем первый работал в независимой структуре, второй — в официальном, государственном профсоюзе), а чуть позже, прямо на рабочем месте, «взяли» и главу всего профсоюза Геннадия Быкова. Позже Кахана и Быкова приговорили к 10, Макарчука — к 15 суткам ареста.
Причем о грядущем задержании всех троих предупредили трое старших офицеров КГБ. «Гэтыя людзі тады мне казалі: „Генадзь Аляксандравіч, мы бачым, што адбываецца. Ад нас патрабуюць выконваць злачынныя загады, але мы не збіраемся гэта рабіць“», — вспоминал Геннадий Быков. Судя по всему, этот приказ выполнили уже другие люди.
Арестовывали и рядовых участников забастовки — газета «Звязда» сообщала о 24 задержанных.
«Яшчэ ў жніўні 1995 года Лукашэнка праводзіў рэпетыцыі па выкраданні людзей. Мяне родныя шукалі разам з замежнымі дыпламатамі. У КДБ, Пракуратуры і Міністэрстве ўнутраных спраў казалі: „Мы нічога не ведаем, дзе ён знаходзіцца. Гэта ў іх нейкія ўнутраныя разборкі“. А на той час я знаходзіўся на Акрэсціна, дзе мяне пад прымусам утрымлівалі, хаця я быў дэпутатам мясцовага Савету», — рассказывал Быков.
Власти задержали также одного из лидеров рабочего движения, депутата парламента Сергея Антончика, нарушив его неприкосновенность, после чего держали под охраной на базах МВД. По словам его коллеги Сергея Наумчика, тот «два дні правёў у ізаляцыі пад дуламі аўтаматаў (у літаральным сэнсе)». «Першы намеснік генеральнага пракурора Уладзімір Кандрацьеў заявіў нам з [дэпутатам] Валянцінам Голубевым у вочы, што будзе выконваць не Канстытуцыю, а распараджэнні Лукашэнкі», — вспоминал депутат.
Кроме Антончика, на территории минской воинской части внутренних войск МВД находилось еще 19 человек. Затем Антончика с завязанными глазами привезли к границам города и выбросили на обочину. Это была одна из первых открытых акций запугивания общества — незадолго до этого, в апреле 1995 года, власти ввели в парламент силовиков и избили находившихся там депутатов.
Возобновление движения и увольнения людей
21 августа метро возобновило работу. Составами управляли машинисты железной дороги из Минска, Орши и Барановичей, в кабине каждого находились сотрудники милиции. Интервал движения составлял 5−6 минут, что вдвое превышало прежний норматив. На первой линии вместо 13 поездов работали восемь, на второй вместо 12 — семь.
В 1995-м суды еще сохраняли независимость. Забастовку все же признали незаконной, но стихийной, поэтому суд оправдал Свободный профсоюз. Лукашенко приостановил деятельность последнего, но Конституционный суд дважды (!) признал его решение не соответствующим Конституции. Однако свою работу профсоюз смог возобновить лишь после вмешательства Международной организации труда.
Как в обществе постфактум отнеслись к тем событиям? Мы отыскали результаты опроса Независимого института социальных, экономических и политических исследований (их опубликовала газета «Народная воля», а процитировало в своем тексте «Еврорадио»). При этом надо учитывать, что независимых интернет-СМИ еще не было, власти контролировали радио и телевидение, а тиражи государственных газет были несравнимы с независимыми.
Таким образом, говоря о забастовке работников метро, 37,2% респондентов назвали ее незаконной акцией, но часть вины возложили на администрацию метро и городские власти. Примерно 26,7% опрошенных считали, что акция хоть и незаконная, но власть перестаралась, а действия по подавлению забастовки были неоправданно жестокими. Примерно столько же — 27,9% — посчитали, что действия по подавлению забастовки были грубым нарушением закона. Еще чуть больше 20% высказались за то, что люди имели право таким образом отстаивать свои права. Что действия забастовщиков нарушили закон, считали 12,8% респондентов. Еще около 10% назвали ее «проявлением коллективного эгоизма». Около 7% опрошенных считали, что это попытка Запада «дестабилизировать ситуацию». Меньшинство — 2,3% — полагали, что забастовка — «рвачество тех, кто и так зарабатывает много».
Рассказывая о забастовке во время недавней поездки в Иркутск, Лукашенко утверждал, что через два месяца он увидел из окон своей резиденции, как жены якобы привели бастовавших машинистов проситься назад. «Работы нет, семью кормить надо, и они перед собой гонят этих мужиков ко мне прощения просить. Я говорю — ладно, все-таки семьи. Потом самая опора моя была», — заявил политик.
В реальности все было совсем по-другому. 56 человек после забастовки уволили (по другим сведениям, даже больше — 58), на протяжении многих лет они не могли устроиться на работу. Позже отомстили и другим: по разным причинам в конце концов уволили несколько сотен человек.