В декабре 2023-го умерла 95-летняя Мария Белевич — о ее смерти стало известно только в конце января уже этого года. В молодости женщина входила в состав антисоветских организаций, которые существовали после Второй мировой войны в СССР, выступала против русификации страны и за независимость Беларуси. Это повод вспомнить историю таких организаций: почему они появились, как долго существовали и как над ними расправились советские спецслужбы (очень жестоко).
Отсутствие коммунистической традиции и надежда на Запад
В 1945 году Вторая мировая война закончилась. Советский Союз победил и окончательно закрепился в числе великих держав. Но в первую послевоенную пятилетку ему постоянно бросали вызов обычные люди — в том числе на территории Беларуси.
Среди противников власти был ряд организаций и групп, представители которых продолжали борьбу с Советами с оружием в руках. Это, например, польская Армия Крайова, Украинская повстанческая армия и Организация украинских националистов, представители созданного нацистами батальона «Дальвитц», подготовленная ЦРУ группа Янки Филистовича и другие. В рядах этих структур были люди, до этого воевавшие, державшие в руках оружие и умевшие с ним обращаться. Для них война по сути не закончилась или закончилась не так, как они хотели, поэтому их противостояние с коммунистами продолжалось.
Но в этом тексте мы расскажем не о них, а о представителях мирного сопротивления. Ведь после Второй мировой в Глубоком и Поставах действовал «Союз белорусских патриотов», в Барановичской области — «Союз освобождения Беларуси», на Слонимщине и в других регионах — «Чайка», а еще существовало Мядельско-Сморгонское подполье и другие похожие организации. Откуда они появились?
Уже из перечня городов выше можно заметить, что речь идет о Западной Беларуси — регионе, который 18 лет до начала войны находился в составе Польши (по Рижскому миру 1921 года Варшава и Москва разделили нашу страну между собой). На востоке Беларуси все пространство было зачищено еще до этого через бесконечные репрессии, политику русификации, уничтожение церквей и другие репрессивные методы Кремля. На западе аналогичной картины не наблюдалось и наблюдаться не могло: Советы пришли туда лишь в 1939-м. Проводимая ими репрессивная политика уже через полтора года была поставлена па паузу: началась немецкая оккупация. Основательно коммунисты стали устанавливать свою власть на западе нашей страны лишь в 1944-м.
Между тем жители Западной Беларуси разговаривали на белорусском языке. В «польские» годы за возможность получать образование на нем боролись все национальные организации. Во время немецкой оккупации обучение в школах также происходило на родном языке (вот упоминания об этом: первое и второе). Но после прихода и окончательного закрепления советской власти молодежь столкнулась с полным пренебрежением к национальной культуре, а также с репрессивной политикой по отношению ко всему белорусскому.
Сами юноши и девушки, не прошедшие идеологическую обработку в рядах пионерии и комсомола, были другими, чем их советские сверстники. Многие из них не хотели мириться с действующим порядком вещей. «Узнік пратэст: чаму немцы, ворагі, дазвалялі нам вучыцца на роднай мове, а вы, свае, не дазваляеце?» — рассказывал участник одной из организаций Антон Фурс.
Кроме того, вчерашние союзники по антигитлеровской коалиции быстро стали непримиримыми противниками. В мире началась холодная война, многие небеспричинно ждали Третью мировую войну между СССР и США, которая, по мнению белорусских патриотов, могла освободить нашу страну от власти Москвы (об их взглядах мы поговорим ниже). Эти ожидания были по-своему логичны: планы такой войны разрабатывались, но конфликт так и не начался.
На этом фоне на территории Западной Беларуси и стали появляться антисоветские организации.
Лидер подполья, отказавшийся просить о помиловании
Самой известной антисоветской организацией того времени стало Мядельско-Сморгонское подполье. Одна из причин — у нее был ярко выраженный харизматичный лидер — Ростислав Лапицкий, судьба которого вдобавок сложилась трагично. Его биографию мы знаем благодаря историку Михасю Чернявскому, написавшему книгу «Як пошуг маланкі» о деятельности этого человека.
Лапицкий был сыном православного священника, служившего недалеко от Мяделя. Будучи подростком, парень вдохновился идеями старшего брата — семинариста Виленской духовной семинарии — и в 1944 году присоединился к подпольной «Виленской патриотической организации». В 16 лет они получил три года за «антисоветскую деятельность», но после победы над Германией был амнистирован. После этого пошел доучиваться в Мядельскую среднюю школу.
«Маючы адкрыты i шчыры характар, Расціслаў быў душою кожнай кампаніі. На школьных перапынках ля юнака заўсёды раіліся вучні — то ён запусціць паветранага цмока, то нешта пакажа, то пра нешта раскажа, у тым ліку асцярожна i пра палітыку. Меншым мог паднесці цяжкія торбы з падручнікамі, дарослым — парадзіць i дапамагчы ў пільнай патрэбе („старэйшыя людзі да яго прыслухваліся, прыходзілі на раду“). Ахвотна адгукаўся на кожную просьбу. Людзі гарнуліся да яго. Як сведчыць колішняя мікасецкая суседка Расціслава, гэтага хлопца магла б усынавіць кожная сям’я», — писал Чернявский.
«Славік вельмі негатыўна ставіўся да гэтай улады. Ягоны брат сядзеў, i на сям’ю было ганенне. Ён увесь час спрабаваў нешта зрабіць, нешта перарабіць. <…> Ён адкрыта выступаў, гаварыў адкрытым тэкстам; думаў, што зможа нешта пераламаць. Але нагэтулькі ненавідзеў той рэжым, нагэтулькі не мог цярпець, што яму было ўсё роўна — ці ён прападзе, ці ён што. Але хоць штосьці ўдасца зрабіць. Таму ён па гэтым шляху i ішоў. Ведаў, што загіне, ведаў, што не застанецца сярод жывых», — цитировал исследователь воспоминания Лидии Каспаревской, одно время учившейся с Ростиславом.
В Мядельской школе Лапицкий познакомился с Факундой Нестеровичем, Геннадием Нафрановичем и Альфоном Кундрой. Потом в компании появились Юзеф Кочерга и еще несколько человек, у которых были похожие взгляды. Подростки часто собирались в доме, где в то время снимал комнату Альфон. Они обсуждали, как советская власть загоняет в колхозы людей, поднимает налоги, везде идут суды, а людей высылают то в Сибирь, то в лагеря. А еще верили, что снова будет война, — и вот уже тогда можно будет выступить открыто против СССР. А пока (это было в 1948 году) молодые люди решили действовать подпольно — и начали печатать антисоветские листовки.
У Юзефа Кочерги нашлась старая печатная машинка. Его тетка когда-то привезла ее из Франции. Шрифт там был латинский, поэтому листовки печатали латинкой. Работали по ночам на чердаке одной из хат. Распространяли листки в Мяделе и в деревнях рядом с ним. Обнаружив это, сразу активизировались чекисты, но быстро выйти на след подпольщиков им не удалось — и ребята весь 1948 год продолжали свою деятельность на Мядельщине.
В какой-то момент они решили, что надо готовиться к войне, и даже думали, что в случае чего создадут свой партизанский отряд и уйдут в леса. Поэтому в рамках подготовки парни вынесли из военного кабинета Мядельской школы две неисправные учебные винтовки. Потом украли у директора пистолет. На этом, собственно, вооружение компании и закончилось.
В 1949 году мама Ростислава, искавшая работу, переехала с сыном в Сморгонь. Там парень также нашел единомышленников, но при этом не рвал связи с друзьями из Мяделя. В какой-то момент Лапицкий предложил печатать листовки и здесь. Печатную машинку молодые люди украли в клубе. На День Октябрьской революции (7 ноября) и перед Днем конституции (5 декабря) Сморгонь и окрестные деревни были завалены антисоветскими листовками — их наклеили даже на здание местной милиции.
«Іx змест у цэлым пераклікаўся з мядзельскімі ўлёткамі. Жыхароў Смаргоншчыны заклікалі не слухаць камуністычных прапагандыстаў i не ісці ў калгаснае рабства. Заклікалі не падпарадкоўвацца савецкаму начальству i быць гатовымі да збройнай барацьбы, калі пачнецца вайна Англіі ды Амерыкі з СССР. „Блізкая i непазбежная вайна нясе нам вызваленне!“ — сцвярджалі маладыя змагары. A канчаліся ўлёткі словамі: „Смерць Сталіну!“ Пазней, на судовым працэсе ў Маладзечне, гэтыя словы абвінаваўцы нават баяліся зачытваць», — писал Чернявский.
Кража печатной машинки стала роковой ошибкой: тогда каждый такой аппарат стоял на учете у спецслужб, где хранились и образцы оттисков. По ним антисоветчиков и вычислили. Но не стоит строить иллюзий: в тоталитарном государстве долгое время действовать в подполье было нереально.
В декабре 1949-го Лапицкого арестовали первый раз. Он ни в чем не сознался, после чего его отпустили — скорее всего, хотели проследить за парнем и узнать о его контактах. Ростислав решил уехать из Сморгони. Оставшиеся подпольщики захотели действовать городе жестче и подорвать типографию — но чтобы не было человеческих жертв. Однако в здании все время находился старенький сторож, и молодые люди выжидали удобный момент, когда его там не будет. Тем временем начались аресты. Лапицкого, который прятался в окрестностях города, забрали 1 февраля 1950 года.
Всего арестовали несколько десятков человек. Их содержали в Молодечненской и Вилейской тюрьмах, девушек и парней сильно избивали и пытали. «Мне зламалі дзве рабрыны, выбілі некалькі зубоў, білі пад рэбры, пад дых, па пячонцы i нырках. Білі, каб слядоў на целе асабліва не пакідаць. Калі ж знакі былі прыкметныя, не паказвалі пракурору, пакуль тыя не загойваліся. Любілі катаваць буйнымі кроплямі халоднай вады на цемя. Прыціснуць цябе ў кут, а зверху капае. У следчым пакоі было задушна, таму ад першых кропель ішоў прыемны халадок. Але пазней адчуванне было такое, як па галаве цяжкім молатам», — цитировал Чернявский воспоминания Юзефа Кочерги.
Летом 1950 года в Молодечно начался суд. Всего были осуждены 26 человек, в том числе несовершеннолетние. Большинство участников получило по 25 лет лагерей, а те, кто знал, но не сообщил о подпольщиках, — от 8 до 10 лет. Ростислав и Факунда Нестерович как руководители были приговорены к расстрелу. Последний написал прошение о помиловании, и его утвердили, а Лапицкий, не желавший идти на компромиссы со своей совестью, отказался — парня расстреляли.
Остальных отправили в лагеря в Сибирь и Казахстан. Они работали на лесоповалах, стройках, в шахтах и рудниках. После смерти Сталина всех освободили. Молодые люди вернулись в Беларусь, но местные власти относились к ним откровенно враждебно. Поэтому части бывших подпольщиков навсегда пришлось уехать в другие места.
«Допускали такой вариант: выход Беларуси из СССР»
На рубеже 1945−1946 годов в среде студентов педагогических училищ в Глубоком и Поставах тоже стали возникать антисоветские организации.
Одной из них была «За Беларусь», в которую вступила Мария Белевич, — о ней мы упоминали в начале этого текста. Импульсом к созданию организации стала русификация образования: по приказу нового директора за ответы по-белорусски учащимся снижали оценки. Целью создания группы было «бараніць родную мову, беларускую культуру, нацыянальныя традыцыі, самабытнасьць». Но политические цели не ставились. Предполагалось, что участники организации будут пропагандировать белорусский язык и культуру, отстаивать белорусскость перед наступающей русификацией.
Уже весной 1946 года группа объединились с глубокской организацией «Союз белорусских патриотов», появившейся осенью предыдущего года среди студентов местного педучилища и некоторых школьников (расстояние между двумя городами — около 60 км). Большинство членов в годы Второй мировой входило в Союз белорусской молодежи — организацию, созданную нацистами. Тем не менее вся работа в СБМ шла на белорусском языке, поэтому послевоенная русификация вызвала протест.
Председателем «Союза белорусских патриотов» был избран Василь Мяделец. «Нас займала вучоба, але не толькі адна яна. Неяк разгаварыліся, што робіцца ў нас у педнавучальні: амаль выводзіцца з ужытку беларуская мова, усе прадметы толькі па-расейску. Вядзецца русіфікацыя, дэнацыяналізацыя. І вось нашая тройка — я, Фурс і Юршэвіч — прыходзяць да рашэння гуртаваць аднадумцаў, каб разам трымацца беларускай справы, пашыраць свой уплыў на астатніх. Пачалі закладваць нашу суполку. Натуральна, паўстала пытанне пра важака. Сябры назвалі маю кандыдатуру. Я разумеў гэта як гонар, але і як вялікую адказнасць — першаму, як кажуць, чарка, але першаму й палка», — вспоминал он.
Секретарем избрали Антона Фурса. По словам последнего, Союз не был политической организацией. «Мэта была ў пашырэнні нацыянальнай свядомасці сярод людзей, з якімі павінны былі жыць і працаваць сябры арганізацыі, у прыватнасці, са школьнікамі. Статут СБП не быў канчаткова распрацаваны. Асноўныя палажэнні праграмы былі наступнымі: сапраўдная, а не дэкларацыйная дзяржаўнасць, самастойнасць Беларусі, дзяржаўнасць беларускай мовы, бел-чырвона-белы сцяг, герб „Пагоня“», — отмечали исследователи. Они цитировали такие слова Фурса: «Патрабаванне суверэнітэта, свабоднага развіцця беларускага народу мы ставілі за ўмову выжывання народу як этнасу. Тут мы былі адназначна бескампрамісныя. Дапускалі такі варыянт: выхад Беларусі з СССР».
Исследователи называют СБП самой массовой белорусской антисоветской организацией того времени. Однако сколько именно человек в нее входило, неизвестно. Причина в том, что в СБП не было четкой структуры: кроме руководителя и секретаря существовали «пятерки» — группы из пяти человек, которые знали лишь друг друга. Никаких собраний и конференций не проводилось. Вдобавок общий список членов организации сгорел во время пожара вместе со всем архивом. Возможно, это было даже к лучшему: после разгрома Союза спецслужбами часть участников смогла уцелеть.
25 марта 1946 года, в день годовщины создания Белорусской народной республики, участники организации принесли торжественную присягу. «Мяне папрасілі намаляваць „Пагоню“. Прыехалі ў вёску Рамелькі <…>. Зрабілі выгляд, што сабраліся на <…> дзень нараджэння. А калі сышлі пастароннія, павесілі на сцяну бел-чырвона-белы сцяг і „Пагоню“. Нас было чалавек 12. Кожны па чарзе падыходзіў і прамаўляў словы прысягі. І распісваўся на паперцы. Потым гэта паперка аказалася ў КДБ», — вспоминала участница СБП Алеся Умпирович (позднее она станет женой Антона Фурса).
Аресты участников организации произошли в феврале 1947 года. Их выдал провокатор — офицер спецслужб по фамилии Стаховский, который выдавал себя за участника какой-то антисоветской организации и подталкивал молодых людей к активным действиям, терроризму. «Яму было гадоў 30−35. Кажуць, ён супрацоўнічаў з немцамі, а потым замольваў грахі — „здаваў“ нас», — вспоминал Антон Фурс.
«Арыштавалі мяне ў лютым 1947 года, у дзень выбараў у Вярхоўны Савет БССР. Памятаю, кандыдатам у нас быў [паэт] Пятрусь Броўка. Ён прыязджаў да нас з выступам. Дырэктар вучылішча папярэдзіў, каб ніхто са студэнтаў дадому не ехаў, каб усе прагаласавалі. Ну, мы ж былі маладыя, чаго сядзець проста так? Зладзілі вечарыну. Грае гармонік, хлопцы і дзяўчаты танчаць. І тут ноччу ўвальваюцца да нас „госці“. Хату акружылі. Мяне і Мядзельца забіраюць. Я змярцвеў: у мяне поўная кішэня папер — і прысяга, і статут, і сяброўскія ўнёскі. Праходзім праз кухню, і я незаўважна кінуў іх у кацялок. Потым гэтыя паперы спаліў адзін хлопец. І яму за гэта далі 10 год. Во так я, не жадаючы, чалавека падставіў», — рассказывал Антон Фурс.
Началось следствие, во время которого юношей и девушек избивали. «Божа мой, колькі мяне мучылі! Здзекі, гіпноз, электрашок… Білі. Я губляла прытомнасць. А ў камеры — нізкая столь, можна было толькі сядзець. Устаць было нельга. Ні акна, нічога. Толькі ў сцяне — нара. Паспрабавала туды залезці, а там пацукі! Пааб’ядалі мне рукі. Так я правяла больш за паўтара месяцы. Хадзіць сама ўжо не магла… Да следчых мяне вадзілі пад рукі», — вспоминала Алеся Умпирович.
Три человека, в том числе Василь Мяделец и Антон Фурс, были приговорены к расстрелу, который затем заменили на 25 лет лагерей. Всего по делу этой организации проходили 44 человека, большинство из которых получили по 10 и 25 лет ГУЛАГа. По 10 лет также получили и двое родителей участников — за недонесение на своих детей (отец Алеси Умпирович через некоторое время умер в госпитале).
После смерти Сталина все участники СБП вышли на свободу. Но полноценно реабилитировали их уже в 1990-е годы. «Нам не было страшна прыносіць тую прысягу. Мы лічылі, што абавязаны гэта рабіць. Я не змяніла б сваё жыццё. Яно такое, якое даў мне Бог. Інакш мне трэба было б здрадзіць сваім сябрам. Абвінавачваю сябе толькі ў адным: татка загінуў з-за мяне», — говорила Алеся Умпирович.
Женщина умерла в 2017 году, прожив 91 год. А ее муж ушел спустя четыре года. Он дожил до массовых мирных протестов и в августе 2020-го выходил в центр Постав с бело-красно-белым флагом.
«Чайка», разгромленная провокатором
Среди других антисоветских организаций выделяется «Чайка». Точнее, это было ее конспиративное название, под которым она вошла в историю.
Организация была создана в мае 1946 года в Слониме. Ее лидером стал учитель Василий Супрун, который — вместе с частью участников — во время войны был членом Союза белорусской молодежи. Ячейки «Чайки» возникли в учительском институте в Барановичах, в Жировичском сельскохозяйственном техникуме, в Брестском железнодорожном техникуме и в Ганцевичском педагогическом училище. В начале 1947-го появились также «филиалы» на Пинщине и Молодеченщине. Все они объединялись в Центр белорусского освободительного движения во главе с Супруном.
Руководство организации также предполагало, что вскоре между СССР, Великобританией и США начнется война, в ходе которой белорусам надо поддержать Запад. В связи с этим они хотели объединить подполье на территории всей БССР и начать подготовку к партизанской борьбе, которая, как полагали, начнется в момент контактов с другими подпольными группами. Но до практической реализации этого плана дело не дошло.
Участники организации уделяли серьезное внимание конспирации. Например, после того как девушка, избранная секретарем, не пришла на заседание, участники поменяли все явки. Осенью 1946 года стало известно, что в Новогрудке существует отдельная организация «Союз освобождения Беларуси». Но правила конспирации там не соблюдали, поэтому от ее участников было решено держаться подальше.
Но без контактов низовых активистов все же обойтись не удалось. Возможно, разгрому обеих организаций способствовал провокатор. Им мог быть вступивший в организацию литератор Алесь Божко — тогда сотрудник барановичской областной газеты, в будущем — директор столичного музея имени Янки Купалы. По одной из версий, дело было так: сотрудник новогрудской газеты Самсон Перлович состоял в местном отделении «Союза освобождения Беларуси». Однажды он познакомился с Божко. Тот сообщил ему, что состоит в подпольной организации «Чайка». Перлович доверился новому знакомому и пригласил его в Новогрудок — в дом, где проживали другие члены «Союза освобождения Беларуси». Но Божко приехал туда вместе с силовиками.
В итоге десятки участников обеих организаций были арестованы. Впрочем, конспирация, которой придерживалась «Чайка», сыграла свою роль. Например, одна из групп так и не была раскрыта, ни одного из ее участников не смогли арестовать.
А вот остальные активисты получили 10 либо 25 лет заключения. Они вышли на свободу после смерти Сталина. Лидер организации Василий Супрун, умерший в 2007 году, так и не был реабилитирован.
Малоизвестные молодежные группы также существовали в Минске, Полоцке, Пинске, Молодечно и других городах. По оценкам историков, всего таких организаций возникло несколько десятков.
Например, в 1950 году была сделана попытка создать в Новогрудке организацию, которая бы выступала за возрождение белорусского языка и культуры. На первую встречу в парке возле Замковой горы пришло около 20 человек. Это встревожило организаторов, потому что среди такого числа людей могли быть провокаторы — в городе помнили аресты в 1947-м за участие в «Союзе освобождения Беларуси». Поэтому организация так и не появилась. Позднее Анатолий Клышко — один из двух друзей, которые инициировали создание патриотической организации в Новогрудке, — стал известным литератором, автором знаменитого «Букваря», по которому учились миллионы белорусов (книгу переиздавали 40 раз).
Минск в перечне городов, где действовали подпольные организации, особенно важен — ведь это часть бывшей Восточной Беларуси в составе БССР, где, казалось бы, не существовало никаких предпосылок к сопротивлению.
Насколько в реальности большим и широким было антисоветское белорусское подполье, пока неясно: документы того периода все еще не рассекречены, а поработать с ними историки получили возможность лишь в начале 1990-х — но такая свобода была недолгой.
На могиле Марии Белевич, похороненной вместе с мужем, написано: «Хай сняцца сны аб Беларусі». Эта женщина вместе со своими единомышленниками заслуживает того, чтобы считаться национальными героями нашей страны.
Она и другие представители того поколения поднялись на борьбу в самые глухие годы сталинщины, в период расцвета советской тоталитарной системы. О том, что через 40 лет Беларусь станет независимой страной, они могли только мечтать. Но этот факт стал реальностью. В том числе благодаря их деятельности.
Читайте также
