Ситуация с белорусским языком в нашей стране — для многих больная тема. К сожалению, на нем не разговаривает большинство населения, он почти не звучит по радио и телевидению, его мало в интернете, для многих школьников он превратился фактически в иностранный. По данным последней переписи 2019 года, в стране живет 9,41 млн человек. 84,9% населения (или 7,99 млн) назвали себя белорусами. Только 61,2% из них (или 5,95 млн) считают своим родным языком белорусский. Но дома на нем разговаривают еще меньше — лишь 2,4 млн. Объясняем, как и почему так получилось и кто в этом виноват.
Полонизация и русификация
На протяжении своей многовековой истории белорусский язык сталкивался со многими врагами. Главными из них были две политики: полонизации и русификации.
С первой из них предки современных белорусов познакомились в Речи Посполитой (РП). Это федеративное государство появилось в 1569-м, когда Великое княжество Литовское (ВКЛ) объединилось с Польшей. В ВКЛ официальным был старобелорусский язык, на котором писались все основные документы. На нем разговаривала и подавляющая часть населения. Никаких серьезных конкурентов у старобелорусского не было.
Но со временем белорусский язык стал исчезать из официального обращения в РП — одной из главных причин было естественное смешение польской и литовской аристократии, в процессе которого вторая все больше перенимала уклад жизни первой — в том числе и язык. В 1696 году появилось постановление о том, что государственные документы в ВКЛ должны писаться исключительно на польском и латинском языках. Это стало огромным ударом по старобелорусскому.
На польский окончательно перешла шляхта и наиболее богатые ее представители — магнаты. Но крестьяне продолжали разговаривать на родном языке, ведь никакой официальной переписки они не вели, а ни об одном документе о запрете употреблять старобелорусский неизвестно. Благодаря этому его по-прежнему знали и магнаты, и шляхта, ведь иначе они не смогли бы общаться со своими подданными. Аристократы даже сочиняли на нем произведения. Например, знаменитый ученый Адам Мальдис нашел стихотворение на белорусском языке, которое Евхим Хрептович, последний канцлер ВКЛ, написал в середине ХVІІІ века.
Таким образом на том этапе полонизация затрагивала элиту, но не большую часть населения.
В конце XVIII века РП захватили и разделили между собой несколько стран. Земли Беларуси вошли в состав России. При этом культурная и образовательная политика на присоединенных территориях поначалу не сильно изменилась. В начале ХIX века был создан Виленский образовательный округ, который возглавил польский патриот Адам Чарторыйский, личный друг российского императора Александра I. При нем основным языком обучения остался польский, как это было и в годы РП.
Эта политика в целом продолжалась до того, как на территории бывшей РП случилось восстание 1830−1831 годов. После его подавления на землях Беларуси началась русификация, спустя три десятилетия ставшая масштабной и в целом не прекращавшаяся вплоть до последних дней Российской империи. До начала XX века не было ни одной школы с преподаванием на белорусском. До того же времени запрещалось печатание книг на родном языке на латинице. А подавляющее большинство белорусских книг на кириллице не пропускала цензура.
Официальное делопроизводство велось на русском, на этом же языке разговаривали чиновники и духовенство, на нем шло преподавание в школах. Получить высшее образование можно было только в крупных городах империи — разумеется, на русском. Землями в Беларуси владели русские помещики.
Важен еще один момент: в ХIX веке в Российской империи существовала так называемая черта еврейской оседлости (граница внутри страны, за пределами которой могли селиться представители этой национальности). Территория Беларуси находилась в этой черте. Поэтому во второй половине ХІХ века евреи составляли половину населения Минска и значительную часть населения других городов. Это серьезно повлияло на развитие белорусского. По сути именно тогда зародилось своеобразное противостояние между белорусскоязычной деревней и небелорусскоязычным городом — век спустя оно радикально повлияет на судьбу родного языка.
Но в то время в Беларуси еще преобладало сельское население. Да и русификация еще не стала фатальной. Об этом свидетельствуют данные переписи 1897 года — единственной, прошедшей в Российской империи. По ней белорусскоязычное население в белорусских губерниях (с учетом и ряда земель, которые не входят в состав современной Беларуси) составляло 73,3%. 14% говорили на идише. На русском — всего 4,3%, на польском — 2,4%.
Белорусизация и сталинские репрессии
Вскоре после Октябрьской революции Москва и Варшава разделили территорию Беларуси между собой. Западная часть нашей страны на два десятилетия вошла в состав Польши — все это время тут вновь проводилась политика полонизации.
А вот жители восточной части столкнулись с реализацией двух курсов, противоположных друг другу. Первоначально большевики пошли навстречу коренным народам. В нашей республике в 1920-е годы проводили политику белорусизации. Ее целью было расширить сферу употребления родного языка, развивать национальную культуру и выдвигать на руководящие посты в БССР белорусов.
Эту политику всячески поддерживала коммунистическая партия. Например, руководитель БССР Александр Криницкий (1924−1927), присланный в Минск из Москвы, даже выучил белорусский язык и читал на нем доклады. Вообще в республике было объявлено о равноправии четырех языков: белорусского, русского, идиш и польского. Но белорусский справедливо был признан приоритетным для организаций внутри Беларуси (контакты с Москвой предсказуемо шли по-русски).
Но уже к 1929-му белорусизацию свернули. В отношении ее инициаторов начались репрессии: например, сотрудники спецслужб придумали несуществующий «Союз освобождения Беларуси». В руководстве организацией обвиняли первого президента Академии наук БССР Всеволода Игнатовского — он застрелился. Затем поэта Янку Купалу — он попытался совершить суицид, но его спасли в последний момент. Сотни других деятелей белорусской культуры репрессировали.
После свертывания белорусизации ее место постепенно заняла русификация. Ее важной частью стало искусственное сближение национальных языков с русским. В 1933-м прошла реформа белорусского правописания. В комиссию, разработавшую новый проект (именно по нему с некоторыми изменениями мы пишем на белорусском до сих пор), не вошел ни один языковед. Именно тогда произошел отказ от мягкого знака: если раньше писали «сьнег», что соответствует произношению, то после этого — «снег». Целью же реформы, как признавали после войны, стало, «наколькі гэта магчыма, наблізіць беларускі правапіс да рускага».
Параллельно с этими процессами в стране развертывались политические репрессии, пик которых пришелся на 1937 год. В это время были уничтожены тысячи представителей отечественной культуры, которых обвиняли в национализме.
В результате белорусскоязычная сфера стала ассоциироваться с опасностью для жизни. Например, отцом Станислава Шушкевича, будущего первого руководителя независимой Беларуси, был детский поэт Станислав Шушкевич-старший. Его репрессировали. Сын захотел пойти по стопам отца в гуманитарную сферу. Но мать упросила ребенка получить техническое образование — более далекое от политики, которое должно было уберечь его. Так Шушкевич-младший стал физиком. Белорусский язык все равно остался ему близким, он свободно на нем разговаривал. Но можно только догадываться, сколько человек навсегда перешли на русский по похожим причинам.
По словам историка Валентина Мазца, целенаправленная русификация в сфере образования в БССР началась в 1938-м, когда партия и правительство приняли постановление об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей. «Фактычна да пачатку 1940 года ў вышэйшых і сярэдніх спецыяльных навучальных установах не было навучання на беларускай мове. Нават на філалагічных аддзяленнях, дзе рыхтавалі выкладчыкаў беларускай мовы і літаратуры, усе прадметы, за выключэннем беларускай мовы і літаратуры, выкладаліся, як правіла, па-расійску», — рассказывал Мазец.
После войны ничего не изменилось. «Склалася заганная сітуацыя з выданнем беларускамоўных кніг. Кіраўнікі кнігагандлю не пушчалі ў продаж беларускамоўныя кнігі. Яны трымаліся на складах, а потым спісваліся як затавараная прадукцыя. Пасля ж заяўлялі, што беларуская кніга нехадавая, што яе ніхто не хоча чытаць», — отмечал историк. Он приводил статистику по печати на разных языках. В 1946-м, сразу после войны, тираж журналов на русском языке составлял 1% — реальный показатель знакомства жителей республики с русским языком. В 1955-м — уже 31%. Забегая вперед, отметим, что в 1970-м общий тираж белорусскоязычных книг в БССР составлял 9 млн, русскоязычных — 16 млн.
Смерть Сталина ничего принципиально не изменила. Наступившая оттепель имела отношение к политике, но не к идеологии, культуре и языковому вопросу. В 1958-м родителям во всем Советском Союзе разрешили выбирать, нужно ли их детям учить национальный язык.
«В 1958 году в Минске было восемь белорусских школ, — вспоминал в 1990-м Александр Кузьмин, экс-секретарь по идеологии ЦК КПБ. — Когда же было введено правило, что родители определяют, на каком языке учить их детей, то мы получили заявления от родителей только четверых первоклассников с просьбой обучать их детей на белорусском языке».
В следующем году в Минск приехал лидер СССР Никита Хрущев. На ступеньках главного корпуса БГУ он заявил: «Чем скорее мы все будем говорить по-русски, тем быстрее построим коммунизм». До этого он публично осадил руководителя БССР Кирилла Мазурова, выступившего в его присутствии с докладом по-белорусски. Неудивительно, что Петр Машеров, преемник последнего, публично выступал на родном языке считаное число раз.
В начале 1970-х в СССР и вовсе заявили о появлении советского народа — «новой исторической, социальной и интернациональной общности людей, имеющих единую территорию, экономику, социалистическую по содержанию культуру, союзное общенародное государство и общую цель — построение коммунизма». Общим языком этого народа был признан русский, что было выражением «той роли, которую играет русский народ в братской семье народов СССР». Это еще более усилило русификацию.
Окончательный же удар по родному языку нанесло переселение сельских жителей в города, пик которого в Беларуси пришелся на семидесятые — восьмидесятые годы.
Причин для этого хватало. К переезду в города людей подталкивала советская экономика, развивавшая тяжелую промышленность, а не сельское хозяйство. Но вообще урбанизация была частью общемирового процесса. И все же обратим внимание на еще один важный момент. Для СССР была характерна пропасть, существовавшая между инфраструктурой городов и деревень (по уровню снабжения продуктами, ассортименту магазинов) — сельские населенные пункты финансировались по остаточному принципу. Из-за этого молодежь буквально бежала в города.
Но в деревнях все еще продолжали говорить по-белорусски. Города же были сплошь русскоязычными. Белорусский язык стал ассоциироваться в них с деревней, с чем-то нищим, забитым, архаическим и отсталым, которое хотелось скорее забыть. Стремясь быстрее освоиться в новом пространстве, этому потворствовали и сами недавние сельчане.
Но, разумеется, львиная доля ответственности лежит на властях СССР. Ведь именно они проводили политику русификации и разрешили изучать в школах белорусский язык по желанию. Произведения родной литературы при этом изучались в переводе на русский. Характерна история, случившаяся в 1969 году: когда будущий классик белорусской литературы Алесь Рязанов потребовал восстановить обучение в БГУ на белорусском языке (он учился на филологическом факультете) и стал собирать подписи, его оттуда исключили.
Перестройка и независимость — шансы на спасение
В первой половине восьмидесятых казалось, что белорусских язык погиб. Про ужасающую ситуацию можно узнать из «письма 26-ти» в адрес последнего советского генсека Михаила Горбачева. В 1986-м обращение подписали народный поэт Пимен Панченко, народные писатели Василь Быков и Янка Брыль, народная артистка Стефания Станюта, народный художник Леонид Щемелев и другие.
«Удельный вес художественной литературы (в печатных листках-оттисках), которые выпускают республиканские издательства на русском языке, возрос с 89,9% в 1981 году до 95,8% в 1984 году. Практически нет в Беларуси и кинематографа на родном языке. Из полутора десятков театров в республике лишь три белорусские. Белорусский язык как рабочий язык и язык делопроизводства почти не употребляется ни в партийных, ни в светских, ни в государственных органах и учреждениях республики», — говорилось в этом документе.
В 1980-е годы в Минске на белорусском языке учился лишь один (!) ребенок — Настя Лисицына, на этом настояли ее родители.
Тогдашние белорусские власти цинично заявили, что все в норме — руководитель БССР Ефрем Соколов и вовсе сказал, что в республике существует полная свобода развития белорусского языка. Но прошло немного времени, и в декабре 1989-го пленум Коммунистической партии Беларуси признал за белорусским право на статус государственного. А в январе 1990-го соответствующий закон принял парламент, избранный еще на безальтернативной основе (вернее, назначенный сверху).
Причин было несколько. Перестройка была в разгаре — от прежней языковой политики стали отходить. Кроме того, уже был создан Белорусский народный фронт (БНФ), который приобретал все большую популярность среди жителей. Языковой вопрос был одним из козырей БНФ, и компартия решила преподнести его решение как свою заслугу. Важно и то, что в среде партийных чиновников были люди, которые поддерживали идею придания белорусскому языку статуса государственного. Они решили воспользоваться удачной ситуацией.
Принятие закона было шансом на спасение белорусского. Важно, что документ был крайне либеральным и мягким — это должно было обеспечить мягкий постепенный переход к более широкому употреблению родного языка.
Белорусский объявлялся государственным. Русский признавался языком «междунациональных отношений».
Закон не регламентировал употребление языка в неофициальных отношениях или в разговорах на работе между сотрудниками. В сферах транспорта, торговли, медицинского и бытового обслуживания могла использоваться «беларуская або іншая прымальная для бакоў мова». Техническая и проектная документация могла готовиться как по-белорусски, так и по-русски.
То есть в законе речь шла скорее о государственной сфере. Чиновники обязаны были знать белорусский и русский (ради объективности, последним они владели и так), уметь пользоваться ими в объеме, нужном для выполнения служебных обязательств. Делопроизводство должно было вестись по-белорусски. Сфера образования также переводилась на белорусский язык (в местах компактного проживания граждан другой национальности школьники могли учиться на русском или другом языке).
Граждане могли обращаться в государственные органы, предприятия и учреждения «на беларускай, рускай або іншай прымальнай для бакоў мове». Ответ им давался по-белорусски или, по их желанию, в переводе на русский.
В случае, если бы кто-то из чиновников отказывался рассмотреть обращение по-белорусски или по-русски со ссылкой на незнание одного из этих языков, его привлекли бы к ответственности.
Также Верховный Совет (парламент в БССР) принял решение о порядке введения в силу закона о языках. Так, чиновники должны были овладеть белорусским языком в течение трех-пяти лет. За пять лет на родной язык должно было перейти делопроизводство и дошкольное образование. За десять лет (к 2000 году) белорусскоязычной должна была стать система судопроизводства и вся система образования.
Эпоха Лукашенко
Казалось бы, эти условия были абсолютно выполнимы. Например, в 1994/1995 учебном году в первые классы с белорусским языком обучения пошли 75% детей. Всего по-белорусски в том году учились 40,6% школьников. Но при этом так и не был создан Национальный университет, где все образование шло бы по-белорусски. Не было ни одного ПТУ, техникума, училища или школы, полностью работавших бы на белорусском. В реальности даже в тех максимально либеральных условиях закон был рассчитан на перспективу. Его принятие было результатом консенсуса в обществе, которое все больше осознавало важность сохранения родного языка. Реализация должна была растянуться на долгие годы.
Но в 1994-м к власти пришел Александр Лукашенко, который уже год спустя назначил референдум. Среди прочего на плебисцит вынесли вопрос о признании за русским языком статуса государственного наравне с белорусским. По официальным данным, «за» проголосовали 83,3% (4 017 273 человека), против — 12,7% (613 516 человек). 192 693 бюллетеня в части этого вопроса признаны недействительными.
Важно, что Закон о референдуме («народном голосовании»), принятый в 1991 году, запрещал выносить на него вопросы, «якія парушалі неад’емныя правы народа Беларусі на суверэнную нацыянальную дзяржаўнасць, дзяржаўныя гарантыі існавання беларускай нацыянальнай культуры і мовы». Вопрос о государственном языке подпадал под эту формулировку. А еще сам референдум был проведен после того, как в парламент были введены силовики, а депутаты, объявившие голодовку против назначения референдума, были избиты. Подсчеты также нельзя было назвать корректными. С юридической точки зрения эти результаты незаконны.
Но важнее оказались результаты, а они были катастрофическими.
Уже к 2002−2003 годам число школьников, изучающих программу на родном языке, сократилось до 26%. Как затем уменьшалось их число, мы посмотрели в статистических сборниках «Образование в Республике Беларусь», которые выпускаются Белстатом. Самый ранний из тех, что выложен в Сети, датирован 2013-м. Но в нем есть данные за 2005−2006 учебный год. Последние данные датированы 2021-м.
На самом деле, ситуация еще более печальная, чем может казаться. По состоянию на 2018/2019 учебный год 90,6% детей, учащихся по-белорусски, живут в сельской местности.
Кто виноват и что делать?
Наибольшая вина за то, что происходит с белорусским языком, лежит на властях, проводящих политику русификации. По телевидению и на радио он почти не звучит, книги на нем дороже русскоязычных и выходят маленькими тиражами. Все образование, от начального до высшего, ведется на языке наших соседей, поэтому найти садик, где на белорусском к ребенку будут обращаться даже нянечки — еще тот квест. В таких условиях многие граждане не хотят лишних трудностей и отдают детей в русскоязычные школы.
Еще сильнее государство ударило по родному языку, привязав его к политике. На протяжении девяностых годов белорусский ассоциировался с оппозицией, БНФ и в целом с нелояльностью к властям. На какое-то время эта тенденция отошла на второй план, но после 2020 года к ней обратились снова. В январе 2023-го политзаключенному основателю магазина национальной символики Symbal.by Павлу Белоусу предъявили обвинение по ряду статей Уголовного кодекса. В том числе его обвиняют в том, что «под видом культурно-исторического развития в различных общедоступных социальных сетях и на сайтах он распространял идеи белорусского национализма». Такие формулировки повторяют обвинения 1930-х годов. Понятно, что в такой ситуации рассчитывать на развитие белорусского языка со стороны государства очень сложно.
Не будь последних 29 лет, возможно, белорусский язык находился бы в таком состоянии, как и украинский (до войны). Подавляющее большинство граждан знало бы родной язык, значительная часть разговаривала бы на нем. Поскольку среди них преобладала бы молодежь, получающая образование на белорусском, число носителей родного языка плавно и постепенно бы увеличивалось.
Но сослагательного наклонения в истории нет. В наши дни в обществе, как и в начале 1990-х, есть консенсус о важности сохранения родного языка. Но одновременно он переживает один из мощнейших ударов в своей истории. От того, получится ли у диаспоры создать альтернативную белорусскоязычную структуру (издательства, школы и так далее) за рубежом, а у жителей страны — сохранить белорусский в ожидании нового окна возможностей, зависит его дальнейшая судьба.
Читайте также
