Российский контрактник Антон (имя изменено) выжил в штурмах украинского Купянска, отбивал рейд Русского добровольческого корпуса (РДК) и Легиона «Свобода России» на Белгородскую область. 7 апреля, когда РДК заявил о прекращении горячей фазы операции в Белгородской области, Антон дезертировал из своей части. Сейчас он находится в Европе и планирует податься на политическое убежище. Историю контрактника рассказывает «Вёрстка».
Два месяца — с начала октября по конец ноября 2023 года — Антон воевал на Купянском направлении в составе «Шторма Z». Туда его отправили «за длинный язык» — во время обучения в Курской области он много возмущался отсутствием нормальной экипировки.
«Там все п*здец. Должны были обеспечить элементарным. Хотя бы один комплект одежды. Пока нас оформили, пока повели на вещевой склад… А там все работники залитые в хлам. Офицеры 50/50, но высший состав за малым не дотягивает до уровня Ельцина. Вся одежда 60‑х годов и по размерам не подходила. Сразу начались поборы. 500 рублей туда, 500 рублей сюда. По две-три тысячи мы скидывались на запчасти для техники. Выдумали какую-то дурацкую историю, мол, из-за того, что наш резервный батальон дислоцируется в Калининграде, есть сложности с доставкой запчастей сюда, поэтому нам надо на них самим скидываться. Ну что за чушь, ребята?» — возмущается Антон.
Руганью Антону удалось добиться выдачи положенных вещей. Среди них были «Колпак-20» — переделанный советский шлем 60‑х годов, роба на десять размеров больше положенного и берцы — на четыре. В итоге амуницию купил за свой счет. В часть приезжали перекупщики и продавали все необходимое, как утверждает Антон, по «плюс-минус рыночным ценам». Еду приходилось заказывать из города — уже на второй неделе питанием из части перетравились абсолютно все, говорит Антон.
Из шестисот человек в подразделении после двух месяцев штурмов в живых осталось сорок
Из шестисот человек в его подразделении после двух месяцев штурмов в живых осталось сорок. «Я провел два месяца в этой п**дорезке под Купянском. Это просто какое-то истребление. Из одной роты живыми возвращается 5–6 человек. Технику тоже всю про*бали. Под конец нас уже перемешали с зэками и просто гнали, гнали, гнали. Как я выжил — хороший вопрос. Я просто был гранатометчиком, а не штурмовиком, не заходил. Мы работали из закрытых позиций. Прямой наводкой в этих полях работать не вариант», — вспоминает Антон.
Весь процесс штурмов Антон называет «тяни-толкай». По его словам, в идеальном варианте штурм происходит в несколько этапов. Сначала артиллерия обрабатывает местность, затем пехота штурмует позиции, за ней заходит группа закрепа, а за ними следуют группы эвакуации и подноса, которые должны вынести раненых и убитых и доставить боеприпасы, воду и продукты. Но, как правило, на передовой все они перемешиваются, а пехота часто разбегается на подступах к позициям противника.
«Комплектация штурмового отряда разнится. Зависит от того, сколько людей добавят к зэкам. В среднем от 90 до 120 человек. Иногда гонят технику. Едем штурмовать лесополосу. Где-то есть блиндажи и все подготовлено, где-то все наспех. Если ты попал в пехоту „Шторм“, тебе п**дец. В 9 случаях из 10 пехота разъ*бывается на подходе. Группа подходит метров на двести, и тут ее накрывает. В том случае, о котором я говорю, это были „кассеты“. В пехоте опытных людей нет, она разбегается. Если человек выживает, он больше не идет, у него начинается паника и истерика. Он лучше пойдет в дисбат», — говорит Антон.
По его словам, многие после первого штурма отказывались снова в него идти и предпочитали отправиться в Зайцево — поселок в Луганской области, где находится нелегальное место, где военная полиция удерживает отказников и провинившихся военных. Многим, как утверждает Антон, там даже понравилось, потому что их там содержали в бывших казармах. Другие говорили только слова «ад» и «п**дец».
Начальство всячески скрывает потери, записывая не вернувшихся с поля боя солдат в «пятисотые», говорит Антон. «Пятисотыми» на войне называют убежавших или отказавшихся принимать участие в боевых действиях.
«Потери были просто безумные, я со счету сбился. За три километра, которые по итогу отдали обратно украинцам, положили 5–6 рот. Просто зашла украинская нацгвардия и добила раненых, а потом перекопала все танками. Методология подсчета потерь у нас тоже интересная — если человека нет 2–3 недели, то, будем реалистами, его, скорее всего, разобрало на запчасти или закопало. Но они числятся „пятисотыми“. Начальству за излишний перерасход личного состава не поздоровится, поэтому записывают „пятисотыми“. Командование полка не хочет лишнего внимания», — объясняет Антон.
Рейд РДК в Белгородскую область
27 ноября боевое задание закончилось. Воевать было практически некому, и на позиции подвезли новый состав. Остатки старого перевезли в лесополосу в районе села Новочервонное. Туда привезли новобранцев из числа контрактников и заключенных. Две роты — Z и V. Антон с сослуживцами их обучали, как он сам говорит, «из-под палки». Пехоту иногда отправляли на штурм, но остальные группы вновь занимались «обычной армейской муштрой» в ожидании нового боевого задания после нового года.
Но вместо этого Антона и остатки его отряда декабрьской ночью погрузили в грузовики и через 18 часов доставили в Белгородскую область на бывший армейский полигон. Там они занимались работами на полигоне, дежурили в нарядах и время от времени ездили на усиление к пограничникам вести беспокоящий огонь.
К 13 марта Антона с его отрядом перевели в лес рядом с селом Шебекино. Они оказались в блиндаже со связистами. Прошел слух, что будет очередное боевое задание, но оно может отмениться. Такое, объясняет Антон, не редкость. Около семи часов вечера солдаты погрузились в машины. Бронированной техники после штурмов не осталось — только КамАЗ, «Урал», «Газель» и «Соболь». На них отряд катался всю ночь. Антон утверждает, что даже командование толком не знало, куда они едут.
В начале шестого утра 14 марта их привезли в поселок Мокрая Орловка Белгородской области. Там колонна попала под минометный обстрел. Во время него одному из сослуживцев Антона оторвало голову. Миной или куском асфальта, отлетевшим от обстрела, — неизвестно. О том, что рейд РДК, ЛСР и Сибирского батальона на Белгородскую область продолжается уже третьи сутки, они не знали.
«Мы вообще не знали, что делать и где мы. Командование заткнулось. В „Газели“ мы ехали малыми подразделениями — отделение ПТРК, один огнеметчик и я с гранатометом АГС. У нас под ж*пой было два ПТУРа, восемь „Шмелей“ и ящик с „Вогами“. Если бы это сдетонировало, там смело бы всю колонну, еще и окрестные домики. Мы, естественно, после прилета по колонне все разбежались кто куда. Мирные жители сваливали из деревни, мы пытались укрыться. В моем случае мы завалились к какой-то девяностолетней бабульке в летнюю кухню. Она на нас даже не обратила внимания. Нас обстреливали с перерывами в районе часов двух», — вспоминает Антон.
Пожилая женщина, к которой ворвались военные, не пострадала, но из-за повреждений от мин у нее загорелась газовая труба, а одна из мин полностью уничтожила дровник.
Командование вышло на связь только в десятом часу утра и приказало выдвигаться к школе в Мокрой Орловке. К моменту обстрела практически все мирное население покинуло поселок, поэтому школа не работала. На помощь отправили «таблетку» одного из полков. Доехав до места, военные расположились в недостроенной бане. Первые сутки они отсыпались и старались не высовываться. Антон говорит, что их обстреливали из минометов и танков, а над ними кружили дроны. Связи практически не было.
«Мы сейчас куда-то убежим»
Во время рейда РДК, Легиона «Свобода России» и Сибирского батальона российские солдаты сидели в блиндаже и кипятили воду в чайнике.
— Нужна поддержка, — передали по рации сквозь помехи.
— Да где ты, бл*ть!
— Они хотят между нами про… между нами…
Связь прервалась.
— Если мы выйдем на связь, это мы сейчас куда-то убежим. Вы согласны, товарищи?
— Где-то они держат оборону. По ходу, х*хлы лезут. А где, бл*ть, они — х*й знает.
— Ну и че думаешь?
— В смысле, че я думаю?
— Куда ты собираешься бежать-то?
— А кто такой «Псков» вообще?
«Нужна срочно артиллерия, срочно артиллерия, срочно!» — сквозь помехи послышалось из рации.
«Нет, сейчас мы никуда не побежим», — резюмировал в ответ один из солдат в блиндаже.
«Мы слышали разговоры наших товарищей, но ответить ничего не могли. На их участке был прорыв. Там был не только «шторм», но и остатки пограничников. Между делом выяснилось, что в лесополосе размотало целый взвод. Четверо „двухсотых“. Нас туда отправили на эвакуацию. Еще один раненый позже умер в госпитале, я его лично выносил. Еще где-то через неделю привезли двоих „пятисотых“, они под шумок свалили», — вспоминает Антон.
Позже в этот же день они отправились эвакуировать раненых и убитых с поля боя. Антон до этого не был в группе эвакуации, но заменил погибшего сослуживца. Медики не справлялись. После эвакуации группа бросила оружие и броню, вес которых достигал до 50 кг, на поле боя и пошли пять километров пешком в школу обратно. Там для них уже оборудовали пространство в подвале, где раньше была столовая. Они отоспались, купили кофе и сигарет и отправились обратно за оружием туда, где еще недавно происходили боевые действия. Местонахождение своего гранатомета Антон отметил на карте звездочкой.
«Если ты про*бешь гранатомет, тебя переведут в пехоту, а пехота — это верная смерть. Автоматов и пулеметов — как мусора, а родить что-то более тяжелое уже сложно. Командир как-то разоткровенничался и сказал: „На вас, карандашей, мне по*уй, мне вас сколько надо пришлют, а за про*банную технику будут всерьез е*ать, куча бумажной волокиты“. Оно в целом видно. В „штормах“ потери доходят до 90%», — говорит Антон.
Он утверждает, что, если бы Россия не подняла в воздух ВКС, подразделения перешедших на сторону ВСУ россиян легко бы захватили приграничные районы Белгородской области при помощи FPV-дронов и мин. Украина превосходит Россию на полвека в техническом плане, у них точнее артиллерия, а дроны постоянно ведут разведку, считает Антон.
Его командир Денис Томильченко с позывным Лис после рейда ушел в запой вместе со всем штабом. Параллельно, говорит Антон, он избивал всеми подручными средствами вновь прибывшего контрактника-связиста. Винил его во всех проблемах со связью во время рейда. Спустя несколько дней тот дезертировал. К тому моменту похожие мысли уже не отпускали и Антона.
Побег с «СВО»
В конце марта Антон смотрел телеканал «Дождь» на YouTube с телефона. В одном из эфиров рассказывали про организацию «Идите лесом», которая помогает российским военным дезертировать. Сначала он отнесся скептически, но позже решил попробовать, потому что новой возможности могло не быть — поползли слухи о наступлении на Волчанск.
«Панические мысли сбежать появились у меня впервые во время купянского наступления. У меня были абсолютно другие представления. Вина на мне лежит. Все-таки со временем пришло осознание, что находиться в этих п**дорезах и выжить невозможно. „Штормами“ затыкают все дыры на фронте. Вэдэвэшники и морпехи там работать отказываются», — объясняет Антон.
Он попытался отпроситься у командования на три дня, но ему не разрешили. Отпуск тоже не дали. Отпуск, по его словам, не всегда дают даже мобилизованным в сентябре 2022 года. Удалось отпроситься в увольнительную до утра. Вечером Антон покинул лагерь, добрался до Белгорода, забрал у доверенного лица свой загранпаспорт и другие документы, хранившиеся дома, снял отель и сменил военную форму на гражданскую. Сел в такси, съездил на еще одну встречу с еще одним доверенным лицом за валютой. Оттуда поехал в Смоленск. Там снял квартиру на сутки и купил себе билет до Минска через день. Планы едва не испортило обрушение моста на железнодорожные пути в Смоленской области. Пришлось сдавать билет на поезд и искать таксиста, который перевез бы через границу с Беларусью. На въезде туда пограничники пропустили машину даже без досмотра документов. Доехав до Минска, Антон купил авиабилеты в Ереван, откуда улетел в одну из европейских стран.
«О побеге думают практически все, кто побывал за лентой. Если делать все более-менее осторожно, уйти из армии вполне реально. С полевого лагеря свалить, выкинуть форму, переодеться в гражданку. Главное — иметь при себе хоть какие-то документы, кроме военника», — советует он.
По словам представителя «Идите лесом» Ивана Чувиляева, с побегом Антона проблем не возникло. Единственным осложнением в его ситуации был добровольно подписанный контракт, который сделал его «путинским крепостным».
«Путь по России — это проще простого, там нет ничего интересного. Независимо из какого региона ты едешь, ты добираешься не на поезде и не на электричке. Как правило, дезертиры пользуются блаблакаром или автостопом. От него требовалось по возможности быть максимально тихим и незаметным, найти неприметную одежду, не покупать на паспорт никаких билетов и уж тем более не „палить“ банковскую карточку, выданную Министерством обороны. Это какие-то элементарные правила цифровой и бытовой безопасности, соблюдая которые вполне можно уйти. Он все соблюдал и все прошло спокойно», — объясняет Чувиляев.
После войны: да мы орки е*аные!
Мы встречаемся с Антоном весенним вечером в кофейне в одном из европейских городов. Ему 31, но выглядит он сильно старше. Он выпивает три американо подряд и курит один красный Winston за другим. На войне Антон перестал считать контузии после двадцатой. К мирной жизни он спустя полтора месяца после побега адаптироваться не может. Говорит, что, впервые зайдя в туалет на гражданке, он не сразу вспомнил, как его смывать. Иногда у него происходят вспышки агрессии, панические атаки и «адреналиновые припадки», но он старается их подавлять. Еще до отправки на фронт он полностью отказался от алкоголя и ни во время войны, ни после побега не пил. К наркотикам всегда был равнодушен. Его отношение к войне в Украине сильно изменилось.
«Как-то наше командование отряда по пьяне прорвало. „Да мы орки е*аные!“ Мы действительно е*аные орки. Это разочарование. Командование его не показывает, а такие каминг-ауты случаются в основном по пьяни. За время нахождения там у меня переломались все взгляды на жизнь. К российской государственности я больше не испытываю ничего положительного. Это не война, а какая-то агония. Всплывают параллели разве что с Первой мировой. Тебя просто гонят на убой», — заключает Антон.
Изначально он отправился на войну, чтобы выплатить кредиты размером почти в миллион рублей. Сделать это, по его словам, его убедили судебные приставы.
Условия предложили хорошие — контракт с гражданской организацией АО «Инвестинформ», которая вербует контрактников на войну с Украиной, плюс «собянинские», плюс выплаты от Министерства обороны РФ. Всего должно было выходить порядка 350 тысяч в месяц (чуть больше 4 тыс. долларов). Сразу давали 400 тысяч (4,6 тыс. долларов) подъемных. На них он купил экипировку.
Корреспондент «Вёрстки» под видом добровольца связался с компанией АО «Инвестинформ». Сейчас они предлагают от 360 тысяч рублей в месяц, подъемные — около 600 тысяч рублей, компенсацию в случае ранения — от 3 до 7 млн рублей (от 34,7 до 81,1 тыс. долларов), в случае гибели — от 13 млн рублей (150,6 тыс. долларов).
АО «Инвестинформ» появилось в Москве в конце августа 2022 года. О ней известно очень мало. Из их финансовой отчетности не известно практически ничего, только то, что в 2023 году они потратили более 900 000 000 рублей. Как выяснила «Вёрстка», численность сотрудников этой компании — всего 33 человека. Скорее всего, эти деньги ушли на выплаты завербованным контрактникам.
Одним из таких контрактников и стал Антон. В августе 2023 года он приехал в Москву, заселился в общежитие, подписал годичный контракт с Минобороны и трудовой договор с АО «Инвестинформ». После подписания контракта все исполнительные производства, открытые в отношении Антона приостановились. По его словам, на «Госуслугах» появилась опция выбора даты, до которой можно заморозить выплаты по кредитам.
Антон планирует остаться в Европе и податься на политическое убежище. Он считает, что он вправе на него претендовать как «человек, который отказался от участия в военных преступлениях». Кредиты он до конца так и не выплатил. Делать этого не планирует.
