Почему Лукашенко все время пугает беларусов Украиной? Как в Офисе Владимира Зеленского оценивают удары по российским НПЗ? Если власти какой-нибудь страны заявят, что готовы отправить свою армию для участия в боевых действиях, Украина будет готова их принять? Почему затягивается принятие закона о мобилизации? Обо всем этом мы поговорили с советником главы Офиса Зеленского Михаилом Подоляком.
— 30 января в Верховной раде зарегистрировали новую редакцию законопроекта о мобилизации. 7 февраля его приняли в первом чтении. Ко второму чтению депутаты подали более 4000 поправок. 27 февраля началось их рассмотрение. 13 марта должны были продолжить рассмотрение законопроекта о мобилизации, однако заседание отменили. Почему так затягивается принятие важнейшего на сегодня закона для Украины?
— Давайте опять же будем объективными. Мобилизационные процессы в Украине и сейчас проходят. Да, по старому закону, в который как раз таки этот законопроект должен был внести соответствующие изменения, он их внесет.
Дискуссия, безусловно, должна быть вокруг этого закона тяжелая, это очевидно, потому что я сомневаюсь, что есть хоть одна страна, которая бы могла провести мобилизацию во время большой, масштабной, интенсивной, кровавой войны легко и просто. Это тяжелая всегда дискуссия. И тем более что правки должны быть выверены.
На мой взгляд, депутаты достаточно активно их дебатируют. Первое чтение уже прошло. Я думаю, в ближайшее время коррективы в действующий закон будут внесены, они будут четко определять некоторые параметры. Например, какие социальные группы подпадают под мобилизацию, что такое процесс бронирования, как будут осуществляться процессы рекрутинга, тренинга, социальные гарантии военнослужащих, процессы ротации, демобилизация — все это будет уточнено, внесено, проголосовано во втором чтении, подписано президентом. У меня в этом нет сомнений. [Идет] активная дискуссия, для демократии это хорошо.
Другой вопрос, еще раз, проблема этой войны не решается за счет мобилизационных процедур, она решается за счет соответствия ресурсного наполнения высокоточным оружием вашей армии. Вот, грубо говоря, у нас есть ребята, которые абсолютно точно умеют пользоваться качественным оружием, и они готовы его применять. Вопрос в количестве этого оружия. Как только этот дисбаланс, который сегодня, к сожалению, есть — дефицит снарядов, дальнобойных ракет, авиации, — будет остановлен, то картина того, что происходит, будет выглядеть совершенно иначе.
— Вы согласны с тем, что дискуссия затягивается?
— Дискуссия в демократии всегда кажется длинной, долгой, эмоциональной. В этом и есть особенность демократии. Мы же не в авторитарном государстве находимся. У нас есть политические и социальные группы, у нас есть потребность все-таки более четко подходить к тем позициям, которые касаются прав человека. Это все дебатируется, мне это нравится.
Да, возможно, можно было бы что-то быстрее делать, но опять же вопрос мобилизации, он очень психоэмоционально сложный, он требует хорошей проработки, чтобы общество на фоне тяжелых депрессивных настроений, которые сформированы в силу длительности войны, все-таки получило надлежащие ответы. И, на мой взгляд, как раз эта дискуссия дает, возможно, не в идеальной форме, но тем не менее ответы на базовые вопросы, касающиеся тех процедур мобилизации, которые будут уточнены в новом законе.
— Какие сроки?
— Первое голосование прошло, сейчас идут правки, они отрабатываются в комитете. Я думаю, что это какое-то небольшое время займет, это дни-недели максимум. Потом второе чтение, дополнительно будут проработаны еще раз правки, основные правки будут проголосованы, и дальше на подпись президенту.
— Апрель?
— Я не думаю, что мы должны тут четкие прогнозы давать. Но да, это вопрос недель, а не лет и месяцев.
— Если власти какой-нибудь страны заявят, что готовы отправить свою армию в Украину, вы будете готовы их принять?
— Я бы, честно говоря, так даже вопрос не ставил. Потому что заявление — это заявление, логистика — это логистика.
Мы понимаем прекрасно, что Европа абсолютно правильно оценивает риски войны и того, что делает Российская Федерация. Но для того, чтобы нам как-то перспективно двигаться к финалу, нам нужны три составляющие. Первая — это большие инвестиции в военное производство, неважно, совместно с Украиной или свои. И как следствие этого — резкое наращивание объемов поставок военной техники, прежде всего той, которая для этого этапа нужна: дальнобойные ракеты, авиация, дроны, снаряды. Если эти инструменты у нас есть в большом количестве, то тогда ситуация по линии фронта выглядит совершенно иначе.
Вторая составляющая — это прекратить лицемерие, когда, с одной стороны, мы помогаем Украине вести оборонительную оборону, с другой стороны, европейские компании активно работают на российском рынке, финансируя федеральный бюджет налогами, которые идут на наступательную, агрессивную войну. Нам, наверное, все-таки надо как-то подходить к этому более честно. Если мы изолируем Россию в экономическом смысле, если мы хотим ее избавить от возможности ресурсно продолжать эту войну, то, наверное, надо быть честными и с санкциями, и с работой тех или иных компаний.
Третья составляющая — это непризнание легитимности того, что сегодня в России происходит. Имеется в виду эта процедура, которую они называют выборами, на самом деле — это переназначение диктатора. Соответственно, тогда под сомнение ставится легитимность всех органов власти Российской Федерации, их членство в международных институтах должно быть приостановлено, чтобы они не использовали его как возможность дополнительной промоции войны и влияния на страны нейтрального периметра или страны глобального Юга.
Вот три фактора. А уже потом, конечно же, если кто-то хочет отправить к нам национальный контингент, который будет выполнять инженерные, консультационные, тренинговые роли, — да, неплохо.
— Если, условно, Франция завтра скажет: «Мы готовы отправить», то Украина скажет: «Да»?
— Вы знаете, мы ко всему готовы. Но все-таки хотелось бы более точно и объемно ответить на принципиальные вопросы. Первое — это не слова, а дела, второе — понимание того, что Россия обязательно должна проиграть, третье — это логистика поставок оружия. Для нас приоритет — оружие, оружие и еще раз оружие. Если у тебя нет оружия, то, какой бы контингент у тебя ни был, ты не будешь воевать против количественной армии России. У нее нет никакого супервысокоточного оружия, аналогов которому нет. Россия — это примитивная страна, с большим количеством старого, советского военного ресурса. И воюет она количественно, то есть в стрелковом бою вы ее не переиграете. У нее очень много ненужных жизней, которые можно отправлять волнами.
В России выгребают всех из глубинки, где нет возможности делать карьеры, нормально жить, работать. Вот вам, условно, по 100 000 заработной платы. Мало того, вы можете получить еще бонус, когда придете на территорию Украины, убьете любого, кого захотите, ограбите его и привезете домой [украденное]. Они пришли просто сюда грабить. У них бесконечная живая сила. Чтобы против этого работать, вам не контингенты нужны, а гораздо более точное оружие и в большем объеме. Вот для нас это приоритет.
— Как вы оцениваете удары по российским НПЗ? На фронте увидели результаты этих атак?
— Необходимо лишать Россию возможности логистически обеспечивать эту войну ресурсами, в том числе топливом. У Украины в этой войне появляется все больше дальнобойных инструментов, в отличие от начального периода войны. Да, к сожалению, не то количество, хотелось бы больше, чтобы достигать любых целей. Я считаю это максимально эффективным. Война такой большой интенсивности определяется тем, сможете ли вы разрушить врагу логистику. То есть, грубо говоря, подвозку, склады, транспортные центры, НПЗ.
Будет ли это сказываться на линии фронта? Конечно. Будут нарастающие дефициты. Но это же не вопрос одного-двух дней или одного-двух подрывов. Это вопрос системный. Когда вы системно работаете по военным объектам подобного типа (мы называем всю эту инфраструктуру России военными объектами, потому что у них милитаристское государство), когда они не могут компенсировать дефициты, тогда проблемы на линии фронта будут возрастать. Наша задача сейчас состоит из трех составляющих. Первая — иметь достаточный объем дальнобойного оружия. Вторая — системно отрабатывать те или иные военные цели. Третья — системно отрабатывать пути подвоза остатков ресурсов на линию фронта.
— Почему Александр Лукашенко все время пугает беларусов Украиной?
— Это классическое поведение людей с малым багажом жизненных знаний и в то же время склонных к авторитарному типу управления — если не я, то кто? Классика. В исторической литературе хорошо прописаны и психотип подобных людей, и модель поведения. У Лукашенко нет достаточных аргументов, чтобы сказать: «Смотрите, мы построили конкурентную экономику, конкурентное высокотехнологическое государство, которое очень популярно среди других таких государств, у которого хорошие, теплые, тесные отношения со всеми». Он ведь подсознательно понимает, что это такое закрытое государство с ограниченным кругом друзей. Причем какие друзья? Венесуэла какая-нибудь. И, соответственно, полностью дотируемое российской экономикой и сырьем.
Ты можешь продавать либо конкурентность, которой в Беларуси нет, либо страх: «Смотрите, если мы будем вести себя иначе, то у нас будет так, как в Украине». Лукашенко же не рассказывает, что в Украине. А у нас есть конкурентная политика, альтернативные политические партии, оппозиция. И, соответственно, президентские выборы всегда очень жесткие. Действительно выборы. В Украине нет диктатуры и авторитарных правителей. Украина постепенно интегрируется в единое европейское пространство. Собственно, что должна будет сделать Беларусь после того, как Лукашенко исчезнет вместе с субъектом Путиным.
Лукашенко ведь не говорит, что то, что происходит в Украине, это инспирировано нашим ключевым партнером — Российской Федерацией. Если бы Россия не аннексировала в 2014 году Крым, если бы Россия не пыталась насадить в Украине своих марионеточных правителей, если бы Россия не атаковала Донбасс, если бы Россия не начала полномасштабное вторжение, то где была бы Украина и почему на Украину не надо было бы ориентироваться любому постсоветскому государству, включая Беларусь?
Грубо говоря, это такой примитивный способ мышления. Я, честно говоря, думаю, что это мало на кого влияет. И те, кто за Лукашенко, и те, кто занимает, основная масса, нейтральную позицию, и точно оппозиция прекрасно понимают, что если Россия обваливается, то, безусловно, обваливается Лукашенко. Он исчезает. И, соответственно, тогда в Беларуси будет повторный перезапуск. То, что, к сожалению, не получилось в начале 90-х, когда в итоге был неплохой перезапуск национальной идентичности, построение собственного суверенного государства, которое было остановлено субъектом Лукашенко в 1994 году.
Что стоит за событиями в политике? «Зеркало» дает слово независимым экспертам и политикам, чтобы собрать разные мнения и расширить пространство для дискуссии (пока в Беларуси это пространство уменьшается с каждым днем).
Помогите «Зеркалу» продолжить работу 👇
Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.
Это безопасно?
Если вы не в Беларуси — да. Этот сервис используют более 80 тысяч организаций из 96 стран. Он действительно надежный: в основе — платежная система Stripe, сертифицированная по международному стандарту безопасности PCI DSS. А еще банк не увидит, что платеж сделан в адрес «Зеркала».
Вы можете сделать разовое пожертвование или оформить регулярный платеж. Любая помощь, особенно если она регулярная, поможет нам работать. Пять, десять, 25 евро — это наша возможность планировать работу.
Важно: не донатьте с карточек беларусских и российских банков. Это вопрос вашей безопасности.
Если для вас более удобен сервис Patreon — вы можете поддержать нас с помощью него. Однако Donorbox возьмет меньшую комиссию и сейчас является для нас приоритетом.
