На морозном ветру развеваются флаги «Своих не бросаем», «После нас тишина», «Граница на замке». С Иваном (имя изменено), 40-летним местным жителем, мы ходим между свежих могил по заснеженному кладбищу города Невьянск. Здесь много бумажных цветов, пластиковые венки еще не выцвели. Почти одинаковые кресты на пяти могилах у центрального входа. За ними оставлена земля на перспективу, «обычных» людей хоронят дальше.
«Новая газета. Европа» публикует репортаж из уральского города, куда из Украины стали возвращаться первые мобилизованные. Пока только убитые и раненые.
Добродушный мужчина за сорок
Невьянск — город в Свердловской области с населением в 22 тысячи человек. Здесь находится одна из главных уральских достопримечательностей — Невьянская наклонная башня, построенная во времена фабрикантов Демидовых. По легенде, в подвале башни чеканили фальшивые монеты, а когда приехала проверка, подвал затопили вместе с работниками, чтобы скрыть преступление. Посмотреть на эту башню часто приезжают туристы. Город живет не слишком благополучно, но работу при желании найти можно. Здесь расположена исправительная колония и несколько крупных производств: «Невьянский машиностроительный завод», завод ЖБИ, «Электрозавод» и другие. Растет и развивается в последнее время и местное кладбище, тоже своего рода предприятие.
— Владимир Баландин, — Иван читает надпись на табличке и вглядывается в лицо на фотографии одного из погибших, — не знал его лично, но видел публикацию о его гибели. У него четверо детей.
Иван вспоминает и другого погибшего — Игоря Мохова, похороненного в деревне Сербишино Невьянского района. Игорь был очень талантливым, озвучивал детские сказки. Его творчество в городе многие знали и любили.
По словам Ивана, если представить город Невьянск человеком, то это обязательно будет мужчина за 40, добродушный и отзывчивый, с открытым лицом, как многие на этих крестах.
— Я родился в Невьянске, — говорит Иван. — Город свой люблю, он перспективный, расположен близко к Екатеринбургу и Нижнему Тагилу, двум самым крупным городам Свердловской области. Здесь есть что развивать, и, если бы осваивали бюджет реально на городские нужды, а не клали в карман чиновников, он был бы прекрасен. Мои друзья покинули город, я, скорее всего, тоже уеду. Молодежи в городе немного: здесь нет высших учебных заведений. Школьники уезжают в большие города за профессией, а возвращаются редко. Помню, сам, когда учился: стоишь на перроне, ждешь электричку Екатеринбург — Нижний Тагил, одна молодежь вокруг. В выходные город словно раздувается, оживает, в будни — худеет и становится молчаливым.
Мой собеседник уверен, что вначале горожане восприняли СВО патриотично, некоторые поторопились уйти добровольцами в армию. Он считает, что сегодня такого патриотического подъема уже не наблюдается. Среди друзей Ивана один ушел добровольцем в Украину и до сих пор находится там. Несколько были мобилизованы.
— Я не служил в армии по здоровью, — продолжает Иван. — Но у меня такая категория, что вторая волна [мобилизации] может и задеть. Если меня призовут, отмазываться не стану. Друзья тоже говорят: «Я не останусь в стороне, если мобилизуют», — такая дружеская поддержка тех, кто уже ушел. Но мне вся эта заварушка не нравится, я не за украинцев и не за… Мне не нравится, что в феврале начались боевые действия. Я, честно говоря, хоть и отслеживал информационную повестку, но так и не понял почему. Накануне 24 февраля я ехал в поезде и увидел, как по железной дороге следовали один за другим грузовые поезда, на платформах — танки. Думал: ну куда такое количество? Масштабные учения? Это напрягало и вызывало неприятный холодок внутри. Но тогда я даже не понял, что происходит.
Иван пересказывает конспирологическую теорию: якобы всё это началось «из-за подземных ресурсов, которые не так давно были обнаружены в Украине». Мой собеседник уверен, что действия России в соседней стране неприемлемы.
— У меня есть друзья в Украине, я переживаю за них, — говорит он. — Вспоминаю чемпионат мира по футболу, как мы сидели у телевизора и вместе болели за сборную Украины. В соцсетях я вижу чрезмерное русофобское отношение со стороны украинцев, но ведь нельзя нас всех под одну гребенку.
Его друг уехал на войну, когда в рамках мобилизации начали забирать девушек-медсестер.
— Он не смог остаться в стороне: «Я парень и буду дома отсиживаться, когда девчонок на фронт увозят?» — вспоминает Иван. — Он уехал в Украину медиком добровольно. Я понимаю, что мои друзья могут не вернуться живыми, ведь сегодня никаких тебе штыковых атак. Можно умереть, так ни разу врага в лицо и не увидев. С одной стороны, важно быть мужиком. Но там, получается, можно очень быстро стать мертвым мужиком.
Ивана волнует и денежный вопрос.
— Вот 195 тысяч — выплата мобилизованным. Хотя, на мой взгляд, смешное число: уже бы округлили до 200 тысяч, всё равно непонятна логика формирования этих сумм, — рассуждает он. — Почему бы не платить людям сегодня нормальные зарплаты, раз в бюджете такие деньги есть? Хотя с этой выплатой в целом история мутная. Мой друг вернулся из Украины и до сих пор ничего не получил.
Несмотря на все сомнения, Иван уверен: если государство объявит военное положение и всеобщую мобилизацию, люди пойдут в военкоматы добровольно.
Ревизия настроений
— Ощущение было одно — холодок по коже, — вспоминает 24 февраля Евгений Коновалов, главный редактор невьянского издания «Местные ведомости». — А мыслей появлялось много: негодование, нежелание верить в произошедшее и огромный стыд. Причем стыдно было не за других, а именно за себя самого. За то, что за 20 с лишним лет не написал такой текст, который бы напрочь отбил в людях желание воевать. Я до сих пор не понимаю, как это было возможно. Ведь у многих там родня, близкие по крови люди. Знаю, что у меня в Украине тоже есть дальние родственники, с которыми мы больше 20 лет назад, после смерти моей бабушки, утратили связь. Они там есть, я помню, как они к нам приезжали. Помню, как присылали тетради в начале 90-х, когда у нас был тотальный дефицит, и мы всем классом смеялись над забавными надписями на «мове».
В апреле на главного редактора «Местных ведомостей» полицейские составили три административных протокола по статье 20.3 КоАП (публичные действия, направленные на дискредитацию использования ВС РФ) за два текста, размещенных в одной соцсети. Один был за заголовок «Не хочу, чтобы наши дети были пушечным мясом» — это еще в феврале. Коновалов процитировал одного из родственников солдат, отправленных в Украину. Два других протокола были за мартовский текст, написанный по поводу официального заявления МО о биологическом оружии в виде перелетных птиц.
— В полиции на меня сначала составили один протокол, — вспоминает Коновалов. — Предъявили лингвистическую экспертизу текстов, сделанную сотрудницей ФСБ с филологическим образованием, а все возражения предложили высказать в суде. Дескать, наше участковое дело маленькое, новости не смотрим, политикой не интересуемся, в дискуссии не вступаем. На следующий день девушка-участковый перезвонила и попросила снова подъехать. Якобы одного протокола «лингвистам» показалось недостаточно.
Коновалов говорит, что оба судивших его судьи городского суда «следят за актуальной повесткой, не прочь поспорить и даже посочувствовать». Это не помешало судьям отклонить ходатайство о проведении независимой экспертизы. По каждому из протоколов Коновалов получил штраф в 30 тысяч рублей. Сейчас он пытается оспорить их в областном суде.
По словам Евгения, после 24 февраля в городе не было акций протеста; никаких других публичных проявлений несогласия, за исключением отдельных постов в соцсетях, тоже не состоялось.
— Мне в первое время показалось очень важным провести «ревизию» настроений в своем ближайшем кругу, убедиться, что все, с кем ты шел по жизни и на кого рассчитывал, тоже против начавшегося безумия, — продолжает Коновалов. — К сожалению, это оказалось не так. «Удивили» в том числе некоторые друзья, которые начали вещать в духе «можем повторить!». Многие были в шоке, но ждали достойного оправдания от государства: дескать, нам, наверное, что-то недоговаривают, ведь должна же быть какая-то настоящая причина. Забегая вперед, скажу, что часть этих людей всё еще ждет, то есть за девять месяцев они так и не услышали то, что бы их убедило… Но подавляющее большинство близких, в том числе самые дорогие мне люди, независимо от возраста, с первых дней против.
В первые дни войны в Невьянске прошел агитпробег в поддержку СВО. На него горожан зазывало объявление, расклеенное на улицах, с текстом песни «Священная война». Главным активистом стал директор детского спортивного клуба.
— Выяснилось, что его ненависть, названная священной, держится на двух «китах»: на воспоминаниях об армейской службе, когда были сложные отношения с «дедами-хохлами», и на том, что сейчас на передовой оказались его воспитанники, проходящие военную службу по контракту, — вспоминает Евгений свой разговор с директором детского клуба. — Потом и другие участники агитпробега признавались, что поддерживают не конкретно СВО, а парней, которые оказались в нее втянуты. С тех пор ничего подобного не было, если не считать масштабных сборов гуманитарной помощи мобилизованным, которые, опять же, проходят ради самих ребят, чтобы у них было больше шансов вернуться живыми.
По наблюдению Евгения, настроение в городе с февраля изменилось. Еще до объявления частичной мобилизации число символов «спецоперации» на тех же автомобилях заметно поубавилось. Он приводит в пример своего соседа, который в конце февраля «размалевал всю машину» и записал несколько роликов в поддержку СВО, а в конце сентября уже убрал все наклейки и даже удалил ролики из своего ютуба.
— Что изменилось в масштабах всего города? — продолжает мой собеседник. — Из разговоров с местными чиновниками знаю, что все большие проекты, начатые еще до 24 февраля, например, благоустройство набережной или реконструкция бассейна, сохраняются, но за эти месяцы, особенно в начале весны, они заметно подорожали. Повышение стоимости материалов привлекло допфинансирование, в том числе из областного бюджета. Вижу, как радуются наши руководители, что в рамках этих проектов успели закупить качественное европейское оборудование… Не раз писал о том, как переживают и выкручиваются директора промышленных предприятий, оснащенных импортными станками или ориентированных на зарубежные рынки сбыта.
Газета «Местные ведомости», которую возглавляет Коновалов, учреждена в 1999 году как частная, без участия государственных и муниципальных органов власти. Редакция живет исключительно на собственные доходы и регулярно участвует в муниципальных торгах на размещение информации. По словам главреда, «от максимально объективного подхода к написанию других публикаций, в том числе проблемных, редакция не отказывается». Пишет газета и про погибших в Украине, аккуратно выбирая лексику.
Городские потери
О количестве мобилизованных из Невьянского района никто не говорил публично. Ни о плановом наборе, ни о фактическом. Евгений рассказывает, что 29 сентября, в день самой массовой отправки из Невьянска, от городского Дворца культуры уехали пять автобусов, четыре из которых были очень вместительными. Но вместе с невьянцами тогда были мобилизованы жители двух соседних районов — Кировградского и Верхнего Тагила. Примерно треть от этого количества добавилась в конце октября, в ходе продолжения мобилизации, хотя ожидалось гораздо больше: после первой волны и первых похоронок люди сделали выводы…
Условный портрет мобилизованного, кто он и чем жил, сегодня складывается из информации о первых погибших. В городе их имена на слуху. Обычно это зрелый мужчина, под 40 или за 40 лет, у которого дома осталась семья и несколько детей и которого ценили на работе.
— Сейчас, когда разговариваешь с их родными, понимаешь: мало кто из них думал, что всё обернется настолько трагично, что они окажутся на передовой уже через несколько (!!!) дней после отправки из дома, — продолжает Евгений. — Жены говорят, мол, мужики ехали гайки крутить в тылу (тем более многие из них, действительно, виртуозы в этом деле), общественный порядок охранять — «выполнять свой долг вдали от линии фронта».
Среди мобилизованных в Невьянском городском округе отправили на службу даже многодетных отцов. За возвращение своего мужа, 39-летнего Василия Утемова, сейчас ведет неравный бой в чиновничьих кабинетах жительница поселка Цементный Ольга Утемова. У супругов четверо детей: 18, 17, 15 и 9 лет.
— Это очень странная ситуация, по закону мы считаемся многодетными, пока в семье есть трое детей младше 18 лет, — говорит Ольга Утемова. — Если после окончания школы дети получают образование в учебном заведении очно, то мы считаемся многодетными, пока ребенку не исполнится 23 года. Но в прокуратуре мне ответили, что в условиях мобилизации семья перестает быть многодетной, как только старшему из трех младших исполняется 16.
По словам Ольги, Василия мобилизовали 29 сентября, бегать он не стал, потому что «добросовестный» и был уверен, что его отправят «тыл прикрывать или баранку крутить». Менее чем через две недели, 10 октября, он был в Украине. Но в документах, полученных из Управления Центрального военного округа, написано, что ее муж — в боевом подразделении с 14 октября. При этом он, никогда не служивший в армии и не заканчивавший военную кафедру, числится заместителем командира взвода в звании сержанта, хотя призывался обычным водителем.
— Недавно впервые пришла зарплата мужа, более 200 тысяч рублей, — говорит Ольга, — но я всё равно продолжаю писать жалобы и требую вернуть Василия как многодетного отца домой. Сама я работать не могу из-за проблем со здоровьем, а одной с детьми мне тяжело. Зачем нам эти «военные» деньги, если муж и здесь хорошо зарабатывает, не рискуя жизнью?
О своем отношении к СВО Ольга предпочитает не говорить, как и многие другие родственницы мобилизованных.
— Первый наш контрактник (родом из соседнего Кировграда) погиб в первые дни [СВО], — рассказывает Евгений Коновалов. — Потом, в конце августа, друг за другом ушли два невьянских парня. Один служил на Сахалине, другой — в соседнем Новоуральске. Тогда для города это было настоящей трагедией — сразу два груза-200, никто ведь не догадывался, что будет через полтора месяца. Из добровольцев погиб один — молодой парень из села. Сколько их всего воюет, сложно сказать. Бывает, разговариваешь с кем-то из знакомых, вспоминаешь кого-то, мол, а что его давно не видно, а в ответ: он уже пару месяцев в Украине.
Еще двадцать человек пропали без вести. Матери и жены мобилизованных создали общую группу в соцсетях, чтобы поддержать друг друга. Они делятся информацией, если кто-то из мужчин дозвонился домой. При возможности расспрашивают тех, кто в строю, подробно беседуют с ранеными. Все очень надеялись, что пропавшие обнаружатся с отводом войск с правого берега Днепра при сдаче Херсона, но после перегруппировки список сократился лишь на несколько фамилий.
По мнению Евгения, в «священность» этой «операции» верят лишь немногие из горожан, ни о «нацистах», ни о «хохлах» ни от кого из родственников мобилизованных не слышно.
— За последнее время только однажды столкнулся с приступом гнева по отношению к украинцам, — признался Евгений. — В городе была акция по сбору макулатуры, и часть денег организаторы намеревались направить на поддержку мобилизованных. Один из родственников погибших парней — дедушка преклонных лет — сдал пару сотен килограмм с просьбой: «Купите снаряд и напишите „За племянника!“»
Невьянский район похоронил десятерых — это можно посчитать по могилам на кладбищах. Места для следующих похорон подготовлены. Раненых в районе несколько десятков. Коновалов говорит, что некоторым из них сказали: «Лечитесь, не расслабляйтесь, скоро обратно».