При пересечении границы белорусов все чаще отправляют на «беседы» с людьми в штатском и проверяют телефоны. MOST поговорил с теми, кто прошел такой допрос на границе. Что интересовало силовиков, как они себя вели и какие данные искали в смартфонах?
«Спрашивали, что я думаю про присоединение западной части Беларуси к БССР»
Дарья живет в Польше, имеет карту сталого побыту и до лета 2023 года пересекала белорусскую границу без проблем. В июле, после почти годового пребывания в Варшаве, женщина поехала по делам в Минск. При проверке паспорта на белорусской стороне ее документ отложили в сторону и попросили подождать.
— После того как все пассажиры автобуса прошли контроль, меня попросили подняться с человеком в штатском на второй этаж пропускного пункта. В комнате находились двое мужчин, тоже в штатском. С ними и проходила беседа. Вопросы касались причины моего длительного пребывания в Варшаве, карты поляка — когда и почему получена. Интересовались, на какие деньги я живу в Польше, почему сын учится в Варшаве, а не в Минске. Спрашивали, что я думаю про присоединение западной части Беларуси к БССР после 1939 года.
Собеседников Дарьи интересовало, с какой целью и на какой срок она едет в Минск.
— Я ответила, что Минск — мой дом, там живут родители и муж, и я останусь там столько, сколько сочту нужным.
Телефон белоруски долго и обстоятельно осматривали. Проверяли социальные сети, контакты, что-то записывали в блокнот.
— Все длилось, наверное, минут 30, мой паспорт лежал у них на столе. Было очень неуютно, но мне нечего было скрывать. После беседы паспорт и телефон вернули и «разрешили» ехать домой. Автобус все это время меня ждал.
«Старалась казаться равнодушной»
У Алеси в Чехии живут близкие родственники, к которым она ездит в гости несколько раз в год. В 2023 году девушка выезжала из Беларуси дважды и оба раза по возвращении сталкивалась с проверкой телефона на границе.
— Первый раз меня единственную вывели из автобуса. Во второй раз кроме меня допрашивали еще нескольких украинцев. С чем связано такое внимание, я не знаю. Безусловно, я не была в стороне от политических процессов, которые происходили в стране. Но меня не арестовывали, я ничего не донатила и, как мне кажется, нигде особо не светилась.
Алеся работает в одном из белорусских вузов. С недавних пор в государственных университетах появились специальные сотрудники, которые отвечают за «правовую деятельность и безопасность». По словам девушки, через них согласовывают не только наем новых людей, но и переход на другие должности или кафедры внутри учебного заведения. Любого работника могут запросто вызвать к такому человеку для беседы и проверки телефона.
— Мой телефон чист, поскольку подписки, лайки, историю действий в фейсбуке у меня уже проверяли на работе. На границе я сразу сказала, где работаю и что мои соцсети «под присмотром». Меня расспросили о целях поездки и отпустили. Оба раза во время беседы было волнительно, но я старалась внешне казаться максимально спокойной и равнодушной.
«На экране нешта высвечваецца — і памежнік мяняецца ў твары»
Николай с семьей ездил в 2023 году из Беларуси на несколько недель к друзьям в Европу. В 2020 году мужчину задерживали и арестовывали, поэтому к проверкам он был готов.
— Ехалі мы з Літвы, і я ведаў, што будуць правяраць, бо я ёсць у базе дадзеных. Я загадзя пачысціў тэлефон, паразмаўляў з сябрамі, якія нядаўна ездзілі праз мяжу. Яны параілі размаўляць з памежнікамі і мытнікамі па-руску, так я ў выніку і зрабіў.
Для въезда в Беларусь семья выбрала небольшой погранпереход в надежде, что там не будет штатного сотрудника КГБ.
— Было ясна, што размовы не пазбегчы. Але, прынамсі, я спадзяваўся, што там будзе менш фанатычны чувак. Так і здарылася. Калі мы падавалі дакументы, я быў з дзіцём. Памежнікі правяралі дакументы дзіцяці, нешта там усміхаліся. З імі было вельмі прыязнае кантактаванне. Потым памежнік бярэ мой пашпарт — і ў яго на экране нешта высвечваецца. Ён мяняецца ў твары, нешта шэпча ў рацыю, і адразу ў супрацоўнікаў у суседніх вакенцах таксама мяняюцца твары. Прыязнасць змяняецца напружаннем, насцярожанасцю. Пасля прыбягае малады хлопец-памежнік, забірае мае дакументы.
Николаю предложили отъехать на специальную парковку. Один из пограничников при этом подсел к мужчине в машину.
— Мы праехалі агулам метраў 10, таму гэта выглядала як нейкі незразумелы канвой. Мяне загналі на адмысловую паркоўку, заблакавалі машыну ззаду, на колы апранулі нейкі блакатар з шыпамі, каб я не мог з’ехаць. Сказалі сядзець і чакаць, пакуль за мной прыйдуць. Потым мяне павялі на размову да нейкага чалавека. Падаецца, што гэта быў не штатны гэбіст, а гэбіст-памежнік. Склалася ўражанне, яму гэтая размова падабалася не больш за мяне.
Николай отмечает, что, когда его вели в кабинет, на лицах других сотрудников читалось напряжение. Он подчеркивает, что это было не злорадство. У мужчины сложилось ощущение, что пограничникам было неприятно, что они становятся свидетелями того, чего бы им не хотелось.
В кабинете у нашего собеседника спрашивали, куда он ездил, с какой целью, как долго пребывал за рубежом.
— Прычым пытанні гэты супрацоўнік задаваў адны і тыя ж па некалькі разоў, але пад рознымі соусамі. Напэўна, правяраў, ці не хлушу.
Мужчину спросили, были ли у него административные правонарушения.
— Ведаючы, што ён хоча пачуць, я пачаў распавядаць, што атрымліваў штрафы як прадпрымальнік, за памылкі ў падатковай дэкларацыі. Тады ён спытаў наўпрост, ці былі затрыманні. Я сказаў «так».
Николая расспросили о задержании, о том, не участвовал ли он в политических акциях. Интересовались, стал бы мужчина сейчас участвовать в подобных мероприятиях. Затем вопросы снова возвращались к цели поездки.
— Мне падалося, што калі ён дазнаўся, што я ездзіў з жонкай і дзіцём, нібыта стаў больш лагодным. Увогуле падавалася, што ён не планаваў да мяне занадта чапляцца. Склалася ўражанне, што ў яго быў намер максімальна дакладна выканаць тыя пункцікі, якія ад яго чакаюць, і хутчэй закончыць гэтую справу.
Силовик также проверил телефон нашего собеседника и сделал несколько фото смартфона. Николай предполагает, что сотрудник зафиксировал IMEI, чтобы понять, постоянно ли он пользуется этим телефоном или использует только для пересечения границы. Затем Николаю сказали идти к машине и ждать, документы на авто при этом остались в кабинете.
— Калі памежнікі ўбачылі, што я вяртаюся, усе навокал выдыхнулі. Было бачна, што ім самім не падабаецца гэтая працэдура, калі кагосьці затрымліваюць. Пасля гэтага застаўся асабісты дагляд і дагляд машыны.
По словам Николая, сотрудница таможни подошла к своим обязанностям старательно:
— Машыну мне ператрэслі проста татальна: кішэні ў сумках, дзіцячыя рэчы, чамаданы, аўтамабільныя боксы для інструментаў. Але гэта адбывалася даволі добразычліва, без прыніжэнняў. Потым мне вярнулі ўсе дакументы, і мы паехалі.
Николай отмечает, что все произошло довольно быстро, и считает, что легко отделался.
— Калі ўлічваць, што я ў спісе і гэтай працэдуры было цяжка пазбегнуць, гэта быў даволі лайтовы варыянт праходжання мяжы.
«Слушай, клоун, если ты сейчас не будешь нормально говорить, то будешь говорить по-другому в другом месте»
Начиная с 2020 года Иван пересекал белорусскую границу семь раз. До лета 2023 года вопросов к мужчине не возникало, но потом начались сложности.
— С июля по сентябрь прошлого года я пересекал границу три раза, и все три раза меня отводили в сторонку. Это случалось сразу при паспортном контроле. Наверное, у них там что-то высвечивалось на экране.
Иван подчеркивает, что каждый раз ехал разными способами — как пассажир машины, как водитель и как пассажир автобуса. По словам мужчины, на границе ему приходилось общаться с двумя типами представителей силовых структур.
— Первый тип — специальный человек из КГБ. Ты заходишь к нему в кабинет, и он задает вопросы. Второй тип — работник таможни. Не думаю, что он из той же сферы, что и первый. Возможно, занимает какую-нибудь должность вроде идеолога или работника информационной безопасности. Просто по поведению видно, что им сверху навязали эту тему и они должны с тобой поговорить. Однажды такой сотрудник даже не водил меня в кабинет. Просто отвел к шлагбауму, попросил телефон, отфоткал IMEI и другие данные телефона. В общем, они точно знают, как часто и где ты пользовался этим телефоном.
По словам Ивана, «у шлагбаума» работники таможни проверяют профили в соцсетях и подписки в Telegram. Помимо этого, задают вопросы. Какие у вас претензии к власти? Что вы делали в 2020 году? В чем проявлялось ваше несогласие?
— У них есть определенная методичка, и эти вопросы мне задавали на таможнях все последние три раза.
Иван не исключает, что есть какой-то другой список людей, с которыми говорят по-другому. Мужчина рассказывает, что, когда столкнулся с проверкой в первый раз, решил, что называется, «включить дурачка». На вопрос «чем занимался в 2020 году?» белорус начал рассказывать о семейных проблемах, которые настигли его как раз в тот период.
— На это я получил ответ: «Слушай, клоун, если ты сейчас не будешь нормально говорить, то будешь говорить по-другому в другом месте».
«Ты для них не человек, ты — просто дело. Маленькое дельце»
В тот раз Ивана после разговора с таможенником отпустили, но уже при следующем пересечении границы мужчину отправили в кабинет на беседу с силовиками в штатском.
— Вот там уже было жестко. Сотрудник смотрел все фото в телефоне, в том числе папку с удаленными, просил данные ICloud, но я не дал. Все остальные пароли я ему предоставил. Естественно, накануне поездки телефон я почистил.
Иван отмечает, что чувствовал себя вдвойне неуютно от того, что разговор записывался на видеокамеру.
— Меня так неряшливо, как бы между делом, спрашивали: что вам не нравилось, какие были вопросы к действующей власти? Было чувство, что собеседники пытаются создать иллюзию, что они на моей стороне. Мол, да, ты мог оступиться, но сейчас мы тебе поможем, все подскажем. Ты, главное, не юли, а просто поговори с нами, мы тебя поймем. И в глубине души хочется на это повестись.
В какой-то момент один из силовиков предложил выключить камеру и поговорить по душам не под запись. Но Иван на это не купился.
— Я в этот момент думаю: но чувак же говорит эти слова на камеру, значит, это просто такой сценарий. Я выработал определенную стратегию поведения: я искренне не понимаю, почему здесь сижу. И всеми способами выражал это непонимание. Я сказал: «Если у вас есть какие-то аргументы или факты против меня, вы можете мне их обозначить. Но я искренне не понимаю, почему мы здесь сидим и почему я чувствую себя в чем-то виноватым, хотя мне не было предъявлено никаких обвинений». Я не сидел на «сутках» и даже не голосовал, так как в тот день не смог поехать в город, где прописан.
Каждый раз после таких бесед Ивана отпускали, но мужчина не оставлял попытку узнать, чем вызван такой интерес силовиков.
— Я спрашивал, по какой причине меня задерживают уже третий раз. К кому мне обратиться с этим вопросом? Куда написать письмо с пояснениями? Каждый раз мне отвечали, что настоятельно рекомендуют никуда не обращаться, чтобы не нарваться на неприятности. Я пытался воззвать к диалогу, но убедился в простой вещи: в силовых ведомствах люди проходят такой отбор, такую фильтрацию! Есть ощущение, что этим ребятам как будто бы ампутировали эмпатию и простую человеческую солидарность. У них нет никакого соучастия, сострадания. Ты для них не человек, ты — просто дело. Маленькое дельце, которое нужно обработать и галочку поставить, что беседа проведена.
Белорус признается, что после трех бесед на границе сейчас опасается выезжать из страны.
— Конечно, мне стремно. Я не знаю, чем закончится очередной такой разговор. Но и уезжать насовсем не планирую, так как эмиграция не решит других моих проблем. Для меня психологически важно оставаться на своей земле, это мой сознательный выбор.