О домогательствах стали чаще говорить, когда в обиход вошел термин «харассмент». Под этим словом подразумеваются приставания, связанные с сексом просьбы и другие подобные действия, как правило, в рабочей или учебной среде. «Зеркало» поговорило с белорусками, которые с этим столкнулись, а также спросило у гендерной исследовательницы Лены Огорелышевой, как распознать харассмент и противостоять ему.
Все имена в историях о домогательствах изменены.
«Он свел все в шутку, а у меня было состояние ступора»
Несколько месяцев назад 27-летняя Валерия устроилась на новую работу в международную компанию. Директором минского офиса был иностранец родом из Южной Азии. Сначала девушка не заметила, что он как-то по-особенному с ней общается, потому что, по ее словам, «он флиртовал со всеми».
— Этот человек был очень харизматичным: умел вешать лапшу на уши, складно говорить, хорошо себя подать, — рассказывает собеседница. — Через некоторое время его знаки внимания в мою сторону стали более явными. Мог приобнять и назвать меня «пирожочком» или «красоткой».
Валерия говорит, что сначала это даже казалось милым, но очень скоро стало раздражать. Девушка описала действия директора как «флирт на грани с приставаниями»: вроде бы просто обнял, но было ощущение, что стоит дать ему волю — он стал бы трогать и интимные места.
— Однажды я сидела за компьютером в своем кабинете, он подошел и начал что-то спрашивать по работе. При этом, как обычно, взял меня за плечи, но уже через пару мгновений я почувствовала, что его рука была на моей груди. Я его оттолкнула и спросила: «Что вы творите?!» — вспоминает Валерия. — Он все свел в шутку. А у меня было состояние ступора. Я ничего не могла сделать, хотя обычно я «боевая» девушка и могу за себя постоять.
К тому моменту, как считает белоруска, у нее еще не прошел стресс от смены места работы, поэтому произошедшее сильно потрясло ее. Тогда, будучи в таком состоянии, Валерия никаких мер не предприняла. Она уже знала, что скоро директор в компании поменяется — и, соответственно, трогать ее больше не будет. Но время до его ухода тянулось медленно.
— Сразу же, когда все произошло, у меня поднялось давление — я чувствовала, что даже лицо покраснело, — рассказывает девушка. — И потом каждый раз, когда он подходил к моему столу, на меня накатывала волна плохого самочувствия, появлялась тошнота — настолько мне все это было противно. Старалась в такие моменты выходить из кабинета или хотя бы держаться от него подальше. Я даже заметила, что стала рефлекторно прикрывать свое тело, когда он рядом.
Сейчас Валерия говорит, что посоветовала бы всем девушкам в таких ситуациях не молчать, как бы это ни было сложно. Собеседница судит по себе: с той истории прошел не один месяц, а она до сих пор «чувствует себя г****м, хотя не сделала ничего плохого».
— Это была моя самая большая глупость, что я никому ничего не сказала. Получается, он сможет делать так и дальше и ему за это ничего не будет, — признается белоруска. — До этого никому не говорила о произошедшем. Просто не могла этого сделать, держала внутри, потому что я разочаровалась в себе из-за того, что не смогла ответить или что-то сделать. Та ситуация меня гложет до сих пор, я поняла, что подобное может произойти с каждой: с твоей мамой, подругой, соседкой.
«Если бы такое произошло сейчас, я, наверное, просто бы врезала ему»
Ольге 37 лет. Когда она еще была студенткой, играла в волейбольной команде за сборную своего университета. Тренером был мужчина: по воспоминаниям собеседницы, примерно лет 45−50.
— В нем было что-то неприятное, взгляд у него был сальный, как мне казалось. И вот однажды у нас было занятие по волейболу, где мне случайно выбили мячом палец, — вспоминает Ольга. — Тогда тренер завел меня в каптерку, чтобы перебинтовать поврежденную руку. В какой-то момент он наклонился ко мне и попытался поцеловать. Я оттолкнула его и вышла, как будто ничего не случилось.
Для студентки случившееся было неожиданно, так как раньше она не замечала каких-то «явных подкатов» со стороны преподавателя. Но Ольга уверена, что она была не первая и не последняя.
— После того случая я больше никогда не ходила на тренировки, да и вообще перестала любить волейбол, — признается собеседница. — Наверное, никогда больше и не играла в него. Обиды оттого, что потеряла место в команде, не было — просто как отрезало. Не хотелось больше заниматься ничем таким, что связывало с тем инцидентом. С тренером я тоже не пересекалась больше.
За много лет женщина так никому и не рассказала о произошедшем. По ее ощущениям, она словно «во что-то вымазалась», и желания об этом вспоминать не было.
— Тогда я замолчала этот эпизод, но, думаю, зря. Через некоторое время у меня начались проблемы с щитовидной железой. В народе говорят, что на это якобы влияют стресс и невысказанная злость. Возможно, случай с тренером так на мне отразился, — рассуждает Ольга. — Я не задумывалась насчет того, хотела ли бы я, чтобы его уволили, но если бы такое произошло сейчас, то я, наверное, просто бы врезала ему коленом под дых. Думаю, этого бы хватило, чтобы дать понять — это неприемлемо.
«Чувствовала себя загнанной в угол»
В 2021 году на тот момент 33-летняя Лида переехала из Беларуси в Украину. Войну застала во Львове: оттуда смогла доехать на эвакуационном поезде до Кракова, а затем перебраться в Берлин.
— Однако когда я приехала, у меня возникли проблемы с документами, поэтому мне не платили пособие как беженке, — вспоминает женщина. — Друзья помогли мне найти подработку у Анны — немки, которая шила реквизит для театральных выступлений. Точнее, это, скорее, напоминало бартер: у нее было свое ателье, где мне разрешили ночевать бесплатно, но за работу мне платили символические деньги.
В основном белоруска делала крылья из перьев: за одно крыло работодательница ей давала евро. В день, по словам Лиды, получалось заработать не больше десяти.
— Меня предупредили, что платить мне будут в черную, но так как я была в плачевном положении эмигранта, то другого выхода не видела и согласилась. Также хозяйка разрешила иногда ночевать у нее в квартире, когда она была в отъезде. Тогда мне казалось, что это неплохой вариант, — рассказывает женщина. — Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что все это было не совсем нормально, скорее, напоминало какое-то рабство.
Вскоре общение Лиды и Анны стало выходить за рамки их «бартера»: как-то хозяйка ателье захотела, чтобы белоруска приехала к ней в караоке ночью.
— Я отказалась, на что она сильно обиделась. И это был не единственный такой случай. Она часто просила делать то, о чем мы не договаривались изначально и что вообще не касалось работы. Анна требовала к себе очень много внимания, я стала пытаться показать ей, что мне это некомфортно. Помню, у нее была подруга-россиянка, которая, наблюдая наш спор как-то, сказала мне: «Ты здесь никто, если тебе немка сказала что-то сделать, значит, надо молча делать. И нечего выделываться».
По словам Лиды, у Анны был муж, с которым она собиралась разводиться. Тогда белоруска этого не знала, но замечала, что у них в отношениях что-то не так. Они часто ругались.
— При этом ее муж вел себя фамильярно со мной: мог подмигнуть как-то, дотронуться. Мне это очень не нравилось. Я не знала, как поступить в этой ситуации, чувствовала себя загнанной в угол: в конце концов в таких ситуациях ты всегда будешь крайней, — считает собеседница.
Однажды Анна позвала Лиду на вечеринку. По ее воспоминаниям, там было что-то вроде «даркрума» — помещения с приглушенным светом, где проводят вечеринки на сексуальную тематику.
— Выглядело это как шалаш, где все были полураздетые, целовались, кто-то сексом занимался. Она завела меня туда за руку и поцеловала. Я была в шоке, моя психика не была готова к такому. Не знаю, хотела ли она отомстить так мужу или просто что-то стукнуло ей в голову, но это стало последней каплей, — говорит Лида. — На следующее утро после вечеринки я уехала от нее в Варшаву: там я нашла жилье на время.
По словам белоруски, в берлинском ателье до сих пор лежат ее некоторые вещи, но ей не хочется пересекаться с Анной.
— Мне обидно, что и она, и ее муж знали о моем уязвимом положении, но так поступали. Разве можно домогаться и использовать человека, который от тебя зависит? — спрашивает собеседница. — Вспоминаю все это как страшный сон.
«Если хочу вернуть деньги, я должна „отработать“»
В 2022 году 22-летняя Эмма тоже переехала в Берлин. Сначала она жила со своим молодым человеком, но через какое-то время пара распалась, и девушке было необходимо срочно найти отдельное съемное жилье.
— Через пару месяцев я все равно собиралась надолго уезжать из города, поэтому решила сэкономить и снять комнату. Увидела объявление в Facebook: приличная квартира, красивые фотографии. Я откликнулась — мне написал 28-летний Тимофей, он оказался украинцем. Новый знакомый сразу обозначил, что сам живет в квартире со своей женой, а в другой комнате еще одна молодая пара. Мне показалось, что все ок, — рассказывает Эмма. — К тому же он произвел очень приятное впечатление, предложив помочь мне с перевозкой вещей из прошлой квартиры.
Сразу, по рассказам белоруски, все было в порядке. Единственное, что смущало, — Тимофей с женой предпочитали дружеское общение с квартирантами, поэтому часто смотрели вместе с другими соседями кино, играли в настольные игры. Эмма говорит, что у нее совсем другие интересы и она в целом не любит общение, поэтому почти всегда оставалась в своей комнате.
— Через пару дней он стал мне писать, мол, не будь такой скучной, надо веселиться, ты же молодая девочка. Обычно я отшучивалась и с ними не тусовалась, — вспоминает собеседница. — На второй неделе начались странности. Мы стали часто оставаться в квартире только вдвоем, другие люди уходили на работу. Он продолжал рассказывать мне, что я скучная, но к этому добавился новый контекст: якобы что мужчины таких не любят и что женщины должны их радовать.
Эмма же отвечала, что у нее другой взгляд на подобные вещи. Тимофей не успокаивался: часто просил девушку чем-то ему помочь без особой нужды, заходил к ней в комнату без стука, «невзначай» упоминал, что его жена почему-то к ней ревнует.
— В одну ночь я проснулась от того, что мне начали приходить сообщения. Открыв глаза, увидела, что в общей комнате горит свет: в моей комнате стояла полупрозрачная дверь. Было три часа ночи. Сообщения оказались от Тимофея. Он писал: «Давай поиграемся», «Не будь такой серьезной», «Ты разогрелась?» «Я сейчас зайду», «Ты любишь жестко или нежно?» «Мне кажется, ты любишь жестко», — вспоминает Эмма. — Я… о***ла. У меня начали трястись руки, я сразу же позвонила своей сестре, чтобы поговорить, разбудила ее. Она сказала, что эти сообщения и правда кошмарные. До утра я больше не заснула: очень боялась и не понимала, что делать.
Утром белоруска сразу же начала искать новое жилье. Когда она столкнулась в квартире с Тимофеем, он никак не отреагировал на появление девушки, она тоже не разговаривала с ним.
— Позже я отправила ему сообщение и попросила, чтобы он не контактировал со мной и такого больше не повторялось. Но он все равно продолжал писать, как мне нужно «набрать вес, чтобы появились грудь и попа, так как мужчины такое любят». На следующий день мы столкнулись в лифте, и он провел у меня рукой по спине, начиная соскальзывать к груди. Я оттолкнула его и начала кричать: «А можно меня не трогать руками?» — описывает Эмма. — После этого он заявил мне, что я не убираю квартиру — хотя это неправда, — поэтому он удерживает деньги из моего залога. Якобы если я хочу их вернуть, я должна «отработать». Как — он, правда, не пояснил.
После этого наша собеседница практически перестала бывать в квартире: приходила очень поздно переночевать, уходила очень рано. Все это время, по словам Эммы, она чувствовала себя «странно»: был микс из ощущения страха, униженности и понимания, что с тобой могут поступать так, даже если ты ведешь себя адекватно и просишь все прекратить. Но девушка все-таки нашла в себе силы пойти в полицию.
— Это случилось благодаря моим друзьям-мужчинам: они меня убедили, что нормальные люди себя так не ведут. Я объяснила дежурному, что происходит, и он сразу отнесся с пониманием, перенаправил меня к другим полицейским. Когда пересказывала им полученные от Тимофея сообщения, у меня иногда непроизвольно появлялась улыбка на лице, потому что я чувствовала неловкость и стыд за то, что все это произошло со мной, — признается Эмма.
Полицейским же, по ее словам, было не до смеха. Они сказали белоруске, что действия Тимофея попадают под уголовную статью о сексуальных домогательствах. Это ее успокоило. Свои вещи из квартиры в итоге она забирала вместе со стражами порядка.
— Я на своем опыте поняла: чтобы тебя объективизировали, нужно просто существовать. Ну, если ты симпатичная молодая девушка, по крайней мере. Для меня это все было болезненно, никогда не думала, что это произойдет со мной, — говорит собеседница. — Раньше я не могла понять, почему женщины в такой ситуации не идут в полицию, могла даже кого-то осудить: почему ты не ведешь себя так, почему ты не можешь просто уйти. Теперь я понимаю. В моменте тебе становится настолько страшно и ты настолько не уверена, что это ненормально, что находишь любые оправдания чужому поведению и винишь саму себя.
Почему некоторые не видят харассмент как проблему?
— Часто харассмент путают с комплиментом: предполагается, что человек должен быть благодарен за то, что на него обратили внимание. Но такое внимание не всегда может быть приятным, — объясняет гендерная исследовательница Лена Огорелышева. — Поэтому используется термин «харассмент»: чтобы охарактеризовать это явление негативно и подчеркнуть, что человек часто не чувствует себя в безопасности, чтобы ответить «нет», если ему неприятны ухаживания.
По словам экспертки, нужно помнить, что в ситуациях с харассментом почти всегда присутствует элемент ощущения власти. То есть у пристающего есть больше полномочий, два человека находятся в неравной позиции. Как правило, говорит исследовательница, харассмент исходит от мужчины, хотя бывает, что приставать может и женщина.
Огорелышева вспоминает, как однажды проводила эксперимент с подростками в школах: сначала парни приглашали девушек на свидание, а потом они менялись ролями. Затем все обсуждали упражнение.
— Интересно, что, когда девушки начали вести себя слишком активно, парни очень растерялись и даже говорили, что их одноклассницы были слишком агрессивными. Хотя, по моему мнению, они были гораздо мягче по сравнению с тем, как себя часто ведут мужчины, ухаживая за женщинами, — говорит исследовательница.
Начинать решать проблему нужно с изменений в обществе и культуре, которую потребляют белорусы, считает Огорелышева. Так как существуют реальные кейсы, когда жертве харассмента прямо говорят, что она должна радоваться, когда к ней пристают.
— Так, например, было в случае с российским депутатом [Леонидом] Слуцким, который приставал к журналисткам, — вспоминает собеседница. — Факт харассмента был доказан, но никого не удивил: наоборот, некоторые политики говорили, что девушки — дуры и должны быть счастливы, что на них обратил внимание такой известный человек. Я считаю, что общество должно осуждать такие кейсы.
Как распознать харассмент и что делать, если я жертва?
— Есть такое правило: если вам показалось, что происходящее ненормально, вы чувствуете себя в опасности, — значит, так и есть, — говорит Огорелышева. — Вам могут говорить, что вам показалось, что вы должны наслаждаться, что это был комплимент, что это с вами что-то не так. Но стоит ориентироваться на ваше внутреннее ощущение. Могу посоветовать открыто говорить, что какое-то действие нарушает ваше личное пространство. Но здесь существует определенная проблема: девочек все еще иначе воспитывают, и женщинам трудно проявить грубость, ведь это маркируется как неприятное поведение.
Если харассмент происходит в учебном заведении или на работе, то следует обратиться к тем, кто отвечает за правила поведения в этом месте. Если говорить о сфере образования, это могут быть социальные педагоги, психологи. На работе это может быть руководитель или отдел кадров.
— Сложно, когда харассмент исходит от самого руководства, — подчеркивает собеседница. — В таком случае можно попробовать обратиться к тем, кто занимает еще более высокие должности. Но бывает так, что корпоративная культура не работает в определенных местах, и тогда единственный выход, к сожалению, — увольнение. Потому что иногда харассмент может перерасти в насилие.
