Экс-пресс-секретарь Купаловского театра Николай Заяц, которого задерживали в марте и опрашивали по делу об госизмене, покинул Беларусь и теперь находится за границей. Поговорили с ним о приходе в театр, дежурстве у кабинета Павла Латушко, поведении актеров в августе 2020-го и о том, что происходило за кулисами.
«Инициировал разговор с руководством: что мы будем делать, если задержат кого-то из сотрудников»
— Как и почему вы стали пресс-секретарем Купаловского?
— Пришел туда незадолго до президентских выборов 2020 года. Прошел несколько этапов собеседования, последний из которых проводил на тот момент гендиректор Павел Латушко. Говорят, на место пресс-секретаря в то время существовала конкуренция: несколько знакомых не прошли отбор. Для «того» Купаловского это было в порядке вещей, ведь театр годами формировал имидж и репутацию площадки для интеллигенции. Тогда можно было сказать, что ты работаешь в Купаловском, — и это ценилось.
— 13 августа актеры заявили о планах остановить показ спектаклей и о готовности к забастовке. Как вы прореагировали?
— За несколько дней до выборов стало понятно, что мимо нас они просто так не пройдут. Так или иначе театр затронет. Не смогут наши актеры, люди с принципами и своей позицией, не среагировать на происходящее. Работа пресс-секретаря в том числе и состоит в том, чтобы понимать, какие есть риски для репутации и как на них стоит реагировать. Поэтому хорошо помню, как инициировал разговор с руководством на эту тему: что мы будем делать, если задержат кого-то из сотрудников. В общих чертах сошлись на том, что будем открыты в связях с любыми СМИ, чем я затем и руководствовался. Ситуацию подавали такой, какой она была. Хотя, безусловно, мы все сильно недооценили масштаб последующих событий.
Выборы состоялись в воскресенье. Где-то до среды казалось, что все не только в театре, но и в стране остановилось. Люди в Купаловском как будто замерли, было ощущение шока. В театре, который находится через дорогу от администрации Лукашенко, тоже практически не было интернета. Через несколько дней, когда стало понятно, что происходит на улицах, актеры начали обсуждать ситуацию. Их аргументация была вполне понятной: как мы будем смеяться со сцены и играть комедии, когда около театра избивают наших зрителей? Изначально вопрос увольнений не стоял: рассматривалось проведение забастовки. Проводились собрания с юристами, обсуждались детали.
— Тогда же, 13 августа, коллектив Купаловского потребовал остановить насилие над мирными гражданами и выступил за пересчет голосов с участием независимых наблюдателей…
— В тот день мне позвонили и рассказали, что актеры приняли решение высказаться, и предложили присоединиться. Конечно, я согласился. Эти призывы были мне ясны: в них было не столько много политики, сколько человечности и гуманности. Обращение купаловцев находилось возле нашего служебного входа: его мог подписать каждый желающий (обращение тогда поддержали около 200 сотрудников театра. — Прим. ред.).
— Идем по хронологии дальше. 17 августа уволили Павла Латушко.
— В тот день я одним из первых узнал об этом и сразу же выехал в театр. Сразу понимал, что актеры воспримут этот жест крайне негативно. Еще до этого события было несколько встреч, на которых присутствовал Павел Павлович. На одной из них, когда актеры фактически потребовали от руководства театра занять конкретную позицию, Латушко сказал: «Вы же понимаете, что после этого я больше не буду гендиректором театра?» Актеры ответили, что при таком развитии событий, в случае если из-за позиции уволят хотя бы одного купаловца — неважно, директора или уборщицу, — уходить будут все. В конечном итоге все так и произошло. Сложно сказать, был ли кто-то конкретный мотором инициативы, но было понятно, что она «стартовала» не от руководства, а от актеров. Самой активной была молодежь.
Уже после этой встречи, после первых видеообращений актеров и высказываний Латушко было понятно, что сотрудники театра оказались как минимум «под прицелом» задержаний. Стихийно организовалась вахта дежурств возле кабинета генерального директора. Хотя вряд ли бы мы смогли что-то сделать, чтобы Латушко тогда не задержали. Несколько раз мы общались с ним, обменивались мнениями о происходящем в театре. Было видно, что этот человек крайне возмущен происходящим в стране насилием. Не думаю, что директор планировал становиться одним из лидеров оппозиции, но ситуация складывалась так, что он не мог остаться в стороне.
Похожую «вахту» актеры организовали и тогда, когда на фасаде театра появились бело-красно-белые флаги. Знаю, что для их охраны купаловцы даже оставались ночевать в здании.
В то время среди сотрудников наблюдалось высочайшее единение. Совсем не было слышно голосов тех, кто активно выступал против большинства. Более того, некоторые из тех актеров, кто сейчас остался работать, тоже поддерживали эту позицию. Единственное, о чем тогда, на промежуточном этапе до увольнений, были дискуссии в театре — это форма высказывания. Например, было много актеров, которые выступали за забастовку, но не поддерживали увольнения (среди них были и те, кто позже все-таки ушел).
Но увольнение Латушко стало триггером, поэтому актеры решили уходить. Первоначальные заявления на увольнение пришлось переделывать, поскольку они были написаны на имя Павла Павловича, который формально уже не имел полномочий их рассматривать. Замечу, что была часть актеров, которая колебалась, подписывать заявления или нет. Поэтому изначально список состоял из нескольких десятков фамилий.
— 18 августа в театр приезжал на тот момент министр культуры Юрий Бондарь. У него потребовали вернуть Латушко или уйти самому.
— Слухи о его приезде в театр поползли уже утром того дня. Фактически на этот разговор его «вызвали» купаловцы: кто-то из наших звонил в приемную министерства. Время встречи переносилось, и до конца даже было неясно, состоится ли она вообще. Бондарь на этой встрече не особенно пытался сгладить конфликт или договориться. Скорее, он повышал градус, пытаясь объяснить актерам их ошибки, а не делая попытки решить проблему. Такое поведение логично вылилось в то, что купаловцы прямо на этой встрече начали собирать заявления об увольнении. В тот момент казалось, что позиция у всех одинаковая. Никто не просил повышения зарплат, улучшения условий работы. Требовали вернуть директора и не трогать актеров, которые заявили о своей позиции.
В те дни купаловцев поддерживали феноменально. Как-то я вышел на площадку над входом в театр, чтобы посмотреть, какова ситуация в городе. Увиденное поразило меня: сотни людей стояли напротив входа в здание. Как только на козырьке появился человек, все сразу начали аплодировать и выкрикивать слова поддержки. До сих пор я помню этот момент.
«Из-за этой партизанской акции в Минкульт даже вызывали временного директора на “разговор”»
— Пойдем по хронологии дальше. 20 августа театр закрыли из-за «санитарно-эпидемиологической обработки помещений», 21 августа Купаловский отправили на простой (это «временное, сроком не более шести месяцев отсутствие работы по причине производственного или экономического характера». — Прим. ред.).
— Как я уже говорил, часть актеров, среди которых были и несколько народных артистов, сомневалась, стоит ли увольняться. Когда стало ясно, что сохранить коллектив не удается и новый сезон в театре не начнется, они стали подписывать заявления активнее. Все-таки в тот момент купаловцев связывала единая цель, единые планы. Чувствовался крайне высокий уровень сплоченности.
Стоит понимать позицию некоторых актеров, которые увольнялись неохотно. Ведь было понятно: либо на их место найдут новых, либо театр попросту закроется. Сейчас реализовывается первый сценарий. Но правда в том, что людям, пришедшим на замену, еще очень долго придется работать, чтобы вернуть имидж того Купаловского. И, вероятнее всего, осадок от 2020-го вряд ли когда-либо удастся «смыть».
— 26 августа из Купаловского были уволены 58 работников, в том числе — 36 актеров. Затем их число увеличилось. Почему вы остались работать?
— Формально в тот момент я уже не работал: в конце августа меня, в числе большинства оставшихся сотрудников, отправили на простой. Из него я так и не вышел. Нам не надо было присутствовать на рабочем месте, поэтому в свой кабинет я зашел только в марте 2021-го, когда увольнялся. До сих пор помню эти впечатления, ведь все там напоминало об августе 2020 года. Даже страница календаря, который был размещен на стене напротив моего стола, не была перевернута: на ней по-прежнему был август 2020-го. Казалось, что я вернулся в тот самый месяц…
Так вот, изначально театр закрыли якобы из-за эпидемиологических причин. В день, когда это произошло (19 августа. — Прим. ред.), мы (актеры, заявления об увольнении которых еще не рассмотрели, и часть администрации) приехали на работу — и нас просто не пустили внутрь. Фактически в театре остался только персонал, обеспечивающий жизнедеятельность самого здания.
Как пресс-секретарь я старался видеть полную картину: и то, что происходило внутри театра, и то, как складывалась ситуация с уволенными актерами. Например, чтобы иметь доступ к информации о количестве уволившихся, нужно общаться напрямую с юристами, ответственными за такие решения. В этом вопросе позиция пресс-секретаря важна (как рассказали нашей редакции экс-сотрудники TUT.BY, Николай Заяц действительно сообщал порталу много информации о ситуации в Купаловском. — Прим. ред.).
Да и накануне выборов в театре активно готовились к мероприятиям, приуроченным к 100-летию Купаловского. Эта дата отмечалась 14 сентября 2020 года. Для меня было особенно важно, чтобы эти события, хоть и в совсем другом формате, не прошли незамеченными.
Именно в сентябре в театре началась настоящая «партизанщина». Оставшаяся администрация была настолько осторожна, что совсем не думала про юбилей. Да и в полуразрушенном театре празднование состояться не могло. Я решил самостоятельно подготовить праздничный пресс-релиз, а коллега, тоже из «театральных партизан», помогла сделать видеопоздравление, в котором участвовали Павел Латушко, его дочь Яна, Лявон Вольский, Александра Герасименя, Мелитина Станюта, группа KRIWI, лидер N.R.M. Пит Павлов и ансамбль «Песняры». Подготовка к столетию в закрытом театре начала проходить силами нескольких людей и в атмосфере строжайшей секретности.
Люди из руководства потом рассказывали, что из-за этой партизанской акции в Минкульт даже вызывали временного директора — Валерия Громаду — на «разговор». В министерстве негодовали, как так произошло, что уже из якобы зачищенного театра пришло видеопоздравление и пресс-релиз со словами: «Меняются эпохи и люди, политические строи и режимы, а идеалы Купаловского театра остаются неизменными <…>. Столетие Купаловский театр празднует с закрытыми дверями. Однако невозможно “закрыть” стремления людей, которые смело называют себя купаловцами, которые разделяют идеалы белорусской культуры». Только после этого меня вызвало на «знакомство» новое руководство. Для этого пресс-релиза я заказал рамку, в память о столетии театра хочу разместить его на видном месте в своей комнате (улыбается).
Именно тогда я единственный раз пообщался с Валерием Громадой. Отношение к нему в театре было так себе. Даже оставшиеся актеры были недовольны. В первую очередь тем, что новое руководство не проводит никаких встреч, не объясняет ситуацию. В кулуарах театра это воспринималось негативно более-менее всеми. Новый и. о. выполнял то, что от него требовалось. И он сам, и оставшиеся сотрудники понимали, что Громада — временный человек. Особыми репрессиями в театре, как мне кажется, он не запомнился.
Дальнейшую работу с «новым» театром я уже не рассматривал. Осенью 2020-го я перешел на работу в Красный Крест.
«Самый запоминающийся эпизод случился, когда в офис пришел ребенок и попросил передать бутылку воды для его задержанного отца»
— Вам удалось что-то сделать на той должности? Как раз тогда шли марши, происходили массовые задержания.
— Наверное, все рассказывать преждевременно. Но хотя бы некоторым людям удалось посодействовать в решении определенных гуманитарных вопросов.
В целом же Красный Крест традиционно оказывал помощь в тюрьмах. Передавали специальные наборы, гигиенические средства, одежду, матрасы — и в больших количествах. Аналогичное мы делали и в 2020-м. Эти вещи приходили в тюрьмы и изоляторы, но были жалобы, что они не всегда доходили до людей. Некоторые сотрудники, в том числе и я, пытались хоть что-то сделать для них. Добавлю, что Белорусский Красный Крест занимался и проектами, связанными с помощью мигрантам, малоимущим семьям с детьми, другим уязвимым группам населения. Это была важная работа.
Тогда, осенью 2020-го, волонтеры привозили в Красный Крест вещи. Самый запоминающийся эпизод случился, когда к нам в офис пришел ребенок и попросил передать бутылку воды для его задержанного отца. После такой ситуации было особенно сложно работать в эмоциональном плане.
— Когда и почему вы ушли из Красного Креста?
— Это случилось весной 2022 года. К сожалению, у нас были существенные разногласия в видении того, чем мы занимаемся.
Процесс трудоустройства в Красном Кресте обычно выглядит следующим образом: человека нанимают на неполную ставку по контракту, а дополнительно в рамках конкретных проектов заключают договоры подряда. Таким образом формируется окончательная зарплата. Несколько месяцев перед увольнением (в связи с окончанием контракта), вопреки договоренностям, к проектам меня уже не допускали. Практически это было волонтерство. Параллельно с этим в Красном Кресте тоже менялось руководство, а проект по помощи задержанным, насколько я знаю, сейчас неактивен.
Что касается меня, то после увольнения, казалось, я попал в какие-то черные списки: больше года меня никто не брал на работу, несмотря на два высших образования и MBA. Параллельно я занимался исследованиями и генеалогией — моим хобби. За это время удалось узнать имена более 1000 моих предков и родственников. Все они были белорусами и всегда жили на этой земле.
— Вернемся к Купаловскому. Что тем временем происходило в его стенах?
— Новое руководство театра не предлагало продолжать сотрудничество. А я сам не просил об этом, так как ждал выхода из простоя и планировал уволиться. Все-таки нужно понимать, что театр — это не такое место, где можно заработать огромные деньги. Туда приходят работать не из-за денег, а в большинстве из-за коллектива, из-за атмосферы, из-за интереса к культуре. Очевидно, что нынешний Купаловский все это растерял, поэтому и для меня не стоял вопрос дальнейшей работы там.
Репортажи из театра в государственных СМИ, которые выпускали осенью 2020 года и позже, организовывал уже не я. Насколько знаю, связывались напрямую с временным руководством. Концерты музыкальных групп, кастинги с участием студентов, приезд Александра Лукашенко в театр в феврале 2021 года — обо всем этом я узнавал уже из интернета.
Вообще реакция тех же государственных СМИ — отдельная тема для разговора. Тот же сюжет телеканала СТВ, который показал «компромат» на театр с аккуратно положенными в мусорку бутылками из-под алкоголя, которые якобы принадлежали актерам, — это плевок купаловцам, очередной совершенно необязательный виток эскалации конфликта. Тем более что многие купаловцы работали раньше на этом телеканале, да и сам я когда-то сотрудничал с ним в качестве журналиста.
— Как актеры и сотрудники театра, которые ушли, отнеслись к вашему решению остаться?
— Ни от кого я не слышал упрека из-за того, что я числюсь в штате. Они знали мою позицию. Но тут важно понимать, что я там уже фактически не работал. С некоторыми актерами «отколовшейся» части театра я поддерживал контакт, но с «оставшимися» последний раз общался только в августе 2020 года.
— Какая мотивация была у тех актеров, кто остался?
— Сложно сказать по отдельности о каждом. Но не думаю, что их мотивации кардинально отличались друг от друга. Скорее всего, большая часть в целом поддерживала своих коллег, но финансовый вопрос на перспективу их волновал не меньше. Этим, вероятно, и обуславливалось такое обилие людей «со стажем» среди оставшихся. Им было бы сложнее устроиться в новом месте и в новых условиях. Одна только Галина Толкачева, которой не стало в 2020 году, работала в театре с 1957 года! Существенной части актеров тогда еще даже не было на свете… Но, с другой стороны, и среди ушедших были «мастодонты». Тот же народный артист Беларуси Виктор Манаев проработал в театре около 40 лет.
До определенного момента казалось, что конфликта между теми, кто остался, и теми, кто ушел, не будет. Но было неприятно видеть, когда в государственных СМИ начали появляться комментарии оставшихся актеров в адрес «отколовшихся» купаловцев.
После 2020 года ни с кем из первых лично я не общался. Но мне до сих пор сложно позволить себе сказать про них что-то плохое, хотя многие из оставшихся не упускают возможность сделать выпады в адрес ушедших. Все-таки некоторые из оставшихся — хорошие актеры, в конце концов, люди в возрасте. Наши взгляды разошлись, но «поливать» кого-то, даже находясь за границей, не хочется. Жаль, что они все-таки позволяют себе это.
— Как вас в конце концов уволили?
— Новое руководство театра решило поступить не очень красиво даже при увольнении: мне позвонили, сказали, что якобы выводят из простоя (позже выяснилось, что такого решения нет), надо в тот же день прибыть на рабочее место, иначе уволят за прогул.
В тот же день в свой кабинет меня вызвал Александр Шестаков, новый директор театра (его назначили в январе 2021 года. — Прим. ред.). Он сообщил, что в театре я работать не смогу. Не особенно вступал с ним в диалог, ведь особого желания работать в новом коллективе не было. Хотя мне и говорили, что в отношении меня позиция руководства недостаточно принципиальна — можно было договориться. Но таких планов не было.
Задачи Шестакова были ясны: ему нужно было зачистить театр от «неблагонадежных элементов». Никаких иллюзий не существовало. Если Громада еще пытался сохранить коллектив, то его преемник уже его обновлял. И занимался этим активно.
В тот день меня пригласили на заседание профсоюза, оно проходило в зрительном зале. Там были и оставшиеся актеры, и даже несколько человек из тех, кто активно поддерживал протест купаловцев, участвовал в видеообращениях. Вообще мне кажется, что люди с прежней позицией есть в Купаловском даже сейчас, хоть я с ними и не поддерживаю связь.
Тогда на заседании проходило какое-то голосование. Насколько я помню, я был единственным, кто отказался принимать в нем участие.
Позже мне пришло письмо с оповещением об увольнении «в связи с приемом на работу работника, для которого эта работа будет являться основной». Юридическую причину они подобрали корректно. Когда я приходил в Купаловский летом 2020-го, это должно было стать моим основным рабочим местом, но процесс оформления документов сорвался из-за выборных событий. Но постоянный пресс-секретарь появился не сразу: журналисты еще долгое время жаловались, что после моего ухода в театре вообще перестали общаться со СМИ, а секретарь в приемной говорил, что пресс-секретаря пока нет.
— Как раз при вас в театре готовилась премьера спектакля «Павлинка» — первая после простоя.
— Репетицию «Павлинки» я услышал случайно в день увольнения: звук происходящего на сцене транслируется в некоторых местах театра, например в лифте. Так я стал невольным свидетелем того, что к новым молодым актерам даже у Ольги Нефедовой (одна из оставшихся актрис, ставшая художественным руководителем Купаловского. — Прим. ред.) было много вопросов. Она им объясняла, на какой сцене они находятся и то, что пока «не начнут» слушать и работать, купаловцами они называться не будут. В общих чертах даже у Нефедовой было понимание этого.
«В моей первой четырехместной камере максимально помещалось 24 человека»
— В марте 2023-го появилась информация, что вас задержали.
— Утром 13 марта в моей квартире прошел обыск. «Пришли» ко мне в полной экипировке, применялась и физическая сила. После обыска меня завезли в Ленинское РУВД, где составили протокол, в котором указывалось, что «размахивал руками» в его здании. Сперва отправили в ИВС на Окрестина. Затем присудили «сутки», которые я отбывал там же, но уже в ЦИП. В день освобождения меня уже ждали оперативники из РУВД. Они снова вывезли меня к себе, где составили аналогичный протокол за «махание руками».
Первый раз мне присудили 12 суток, второй — 14. Поскольку никто не скрывал, что задержание политическое, меня так и называли — «контрольный» или «политический». В списках заключенных людей с таким статусом всегда помечали отдельно. Я находился в специальных «политических» камерах: условия в них отличались особой жесткостью, запрещено было практически все.
В моей первой четырехместной камере максимально помещалось 24 человека. Дважды за ночь «политические» должны были вставать для переклички: в 2 и 4 часа. Спальные принадлежности были запрещены, в нашей камере стояли только железные каркасы кроватей, поэтому практически весь срок я спал на полу. Я сидел с интеллигенцией: учителя, директора, бизнесмены, деятели культуры, адвокаты. Очень много было «случайных» задержанных. Многие из «политических» даже ни разу не участвовали в митингах.
В одной камере на Окрестина со мной среди прочих находились Артем Семьянов — адвокат Павла Белоуса, Игоря Лосика и Валентина Стефановича; а также спортсмен Сергей Заславский (пауэрлифтер и заместитель главы Ассоциации ветеранов спецназа «Честь» Дмитрия Павличенко, в реальности это мошенник-рецидивист Сергей Автухович. — Прим. ред.).
Семьянов был душой компании, хотя морально ему было явно нелегко. Но он старался поддерживать всю камеру. Это очень удобно, когда рядом с тобой находится адвокат (улыбается). К нам их не допускали, но у нас был Артем, который мог что-то посоветовать и подсказать.
Заславский же действительно говорил, что раньше находился в местах лишения свободы. Было видно, что он был знаком с местными тюремными понятиями и как минимум что-то знает. Заславский позиционировал себя как человека, вхожего во властные круги. Изначально говорил, что к политике не имеет отношения и поддерживает власть.
— Где вы сейчас?
— В связи с уголовным делом пришлось эвакуироваться из страны. Логистически это был очень сложный процесс, о котором в Беларуси не знал никто, даже самые близкие люди. К сожалению, многого я об этом сказать не могу.
Здесь мне помогают волонтеры из благотворительного проекта «Дапамога» — с адаптацией, с жильем и питанием, оказывают психологическую поддержку.
Когда покидал страну, при мне практически не было денег, поэтому сейчас особенно остро стоит финансовый вопрос. Приходится думать, как его решить. В будущем планирую жить в Варшаве и искать работу. Но сначала в планах восстановиться после непростых условий Окрестина, стресса, связанного с обыском, задержанием и допросами.
Читайте также
