Финалист матча за звание чемпиона мира, победитель Кубка мира и множества крупнейших международных турниров. 54-летний Борис Гельфанд и сегодня продолжает отдавать себя любимым шахматам. С 1998 года уроженец Минска живет в Израиле. Мы поговорили о быте под ракетными обстрелами и березке, которую посадил отец, выборах и свободе слова, новом поколении и отложенном удовольствии, «Ходе королевы» и пользе шахмат.
Краматорск, минский двор, выборы
— Что вас сегодня связывает с Беларусью?
— Немного. В основном это друзья, коллеги, причем очень многих разбросало по миру. Живя в Израиле, хватает ежедневных забот. У нас в любой момент могут начаться обстрелы. Когда на тебя периодически летят ракеты, совершаются теракты, то с остальным миром меньше эмоциональная связь. Но, конечно, немало помню о детстве в Минске. Одно из самых ярких воспоминаний — бронзовая медаль с юношеской командой БССР на Всесоюзных спортивных играх молодежи в 1989 году. Каждый год в СССР проводились соревнования между республиками. У нас было сильное поколение, но до медалей все время чего-то не хватало. А в тот раз все сложилось. Играли в Краматорске… Сохранилась фотография оттуда, на которой наша мужская и женская команды. Когда в 2012 году играл в Москве за звание чемпиона мира, то почти все, кто был на фотографии, приехали поддержать меня.
— А выступления за независимую Беларусь?
— Хорошо помню две шахматные олимпиады. Первая возможность сыграть была в 1992-м, но наша команда не участвовала. Соревнования проводились на Филиппинах — билеты были дорогие, денег не хватило. Получается, что впервые в таком турнире Беларусь выступила в 1994 году. В последнем туре выиграли у сборной Литвы и попали в десятку сильнейших (команда по набранным очкам разделила места с 8 по 12-е, но по дополнительным показателям оказалась 12-й. — Прим. ред.). Конечно, радовались тому успеху.
— Когда были у нас последний раз?
— В 2019-м. Меня два раза приглашала Анастасия Сорокина (экс-председатель Белорусской федерации шахмат. — Прим. ред.). Проводил сборы с национальной и молодежной командой. Меня тепло принимали. Были и очень эмоциональные моменты: съездил на могилы к бабушке и дедушке, посетил двор, в котором рос. Знаете, когда я родился, отец прямо под окнами дома по переулку Кузьмы Чорного посадил березку. Я ее искал и нашел! Уже большое дерево… Конечно, гулял по улицам, видел много молодежи. Перед этим не был в Беларуси 20 лет. Выросло новое поколение людей. Поймал себя на мысли, что я не жил с ними в одной стране. Наверное, у них другое понимание вещей, другие приоритеты. Современные люди, думаю, более свободные, чем мы. Зато мое поколение, возможно, было ответственней. Что же, все меняется, и это естественный процесс. Чужим себя не почувствовал — наоборот, испытал радость.
— Зато кое-что не изменилось.
— Не хочу судить со стороны — я считаю, что высказывать свое мнение стоит, когда есть полная информация о происходящем. Скажу лишь, что в Израиле скоро будут пятые парламентские выборы за последние несколько лет (Израиль — парламентская республика. — Прим. ред.). Наверное, это тоже не очень здорово. Перебор. Нет какой-то стабильности. Может быть внутренний раскол. Но при этом у нас нет сомнений в честности выборов.
— В Беларуси вы голосовали?
— Возможно, в 1994-м. Или тогда был на турнире… Не берусь сказать. Если бы голосовал за Лукашенко, то, думаю, запомнил бы.
Чиновники, звонок, месть
— Когда вы выступали за нашу страну, кто-то из чиновников интересовался шахматами?
— Я немного своеобразный человек. Всегда старался держаться подальше от чиновников: и в СССР, и в Беларуси, и в Израиле. Нигде не получал дополнительных стипендий — возможно, единственный среди спортсменов. Концентрировался на своем деле и никогда ничего не просил. Не хотел быть у кого-то в долгу, вступать в непонятные отношения. Поэтому мне безразлично, были ли чиновники на моих матчах. Лично никого не знал. Лишь один раз встретился с министром спорта Владимиром Рыженковым. Шахматный клуб на улице Карла Маркса в Минске хотели отдать под другие нужды — вот и пошел к Рыженкову с коллегами. Не знаю, помог ли тот разговор, но клуб остался и работает по сей день. Анатолий Карпов (знаменитый советский и российский шахматист. — Прим. ред.) потом уверял, что он позвонил лично Лукашенко и решил вопрос.
— Видите новые имена в белорусских шахматах?
— На сборе с молодежью в Беларуси мне показалось, что растет сильное поколение. Самым перспективным был Денис Лазавик, который сейчас много и неплохо играет в онлайне. Посмотрим, раскроется ли кто-то в классических шахматах.
— В 2020-м Беларусь сама отказалась от проведения шахматной олимпиады.
— Это был неприятный момент. Без крупных международных турниров тормозится прогресс любого спортсмена. Но тогда в Беларуси произошла череда событий, было уже не до олимпиады.
— Слышали, что шахматную школу Сорокиной, которая до недавнего времени была вице-президентом ФИДЕ, пришлось закрыть?
— Да. Это ужас. Закрывать школы из-за личной мести недопустимо. Десятки детей занимались очень полезным делом.
Общество, ПВО, Шекспир
— В самом начале разговора вы сказали про постоянные обстрелы, ракетные удары по Израилю. К этому можно привыкнуть?
— Да. Почти для всех граждан страны это часть жизни. Я принимаю все меры предосторожности и веду обычную жизнь.
— Какие меры?
— По закону, в каждой новой квартире, имею в виду, построенной за последние 30 лет, должно быть бомбоубежище. В старых домах — общественное бомбоубежище. На входе в каждый торговый центр у нас уже десятки лет стоят охранники. Некоторые удивляются, а для нас это реалии.
— Вам часто бывает страшно?
— Нет. Скорее, речь про какие-то неудобства, но не страх.
— Хотели уехать?
— Никогда. При всех проблемах в Израиле самое здоровое общество в мире. Думаю, могу немного сравнивать — много где побывал.
— Поясните.
— Возможно, трудности сплачивают, но в Израиле чувствуются народный дух, единство. Отношение людей друг к другу, несмотря на любые ссоры и конфликты, остается теплым и уважительным. Особенно в тяжелые времена. В Израиле наиболее гармоничное сочетание свободы и ответственности. Может, я себе это внушил, но мне так кажется.
— А как отражается на психике детей жизнь в постоянной опасности?
— Они хорошо понимают, что к чему. Ответственный подход. По моим наблюдениям, проблем с их моральным состоянием, психикой нет. Хотя, бывает, что и в школах во время уроков приходится идти в бомбоубежище или вставать несколько раз за ночь. В моем городе Ришон-ле-Ционе в прошлом году было много прилетов, в этом пока меньше (новые удары по Израилю последовали сразу после интервью. — Прим. ред.).
— Верите, что палестино-израильский конфликт закончится?
— Нет. Решения по выходу из кризиса на данном этапе не видно.
— И как с этим жить?
— Как говорил бывший президент Израиля Шимон Перес, важно уметь жить с проблемой, зная, что нет ее немедленного решения. Поэтому стараешься подготовиться. Например, улучшается система ПВО. Налаживаются дипломатические отношения с некоторыми странами. Кто-то не выдерживает, конечно, но знаю людей, которые живут гораздо ближе к точке запусков ракет, там чаще звучат сирены воздушной тревоги, и они спокойны. Даже население тех городов увеличивается.
— Может ли конфликт между Россией и Украиной перерасти в такую же стадию?
— Все может быть. Не владею всей информацией и не потратил достаточно времени на изучение ситуации. В Украине, например, я был последний раз в 2010 году. Но очень больно от происходящего. К людям, которые потеряли родных или друзей, бежали от войны, необходимо проявить эмпатию.
Знаете, недавно приступил к мемуарам Стефана Цвейга. Он описывает, как начинались Первая и Вторая мировые войны. Совпадения с некоторыми вещами сегодня потрясают. Например, в Германии во время Первой мировой войны запретили книги Шекспира и ставить по нему пьесы, а во Франции исполнять Моцарта. Цвейг рассказывает, что каждый извозчик в Австро-Венгрии знал, почему так важно захватить ту или иную боснийскую деревню.
— В Беларуси тоже уже запрещают книги.
— Ужас. Шекспира и Моцарта на какое-то время перестали ставить. Но фамилии тех, кто их запрещал, сегодня никто не вспомнит. Просто люди не учатся на своих ошибках.
Активисты, СССР, еврейские праздники
— Порвали с кем-то отношения из-за разных взглядов на происходящее?
— Нет. Мне кажется, это самое худшее, что может быть. Нельзя переставать общаться, если кто-то видит мир по-другому. Гораздо важнее — поведение человека. У него может быть иная точка зрения, но если нет травли, доносов на несогласных, требований покарать инакомыслящих, то такая личность мне гораздо ближе человека, с кем я могу разделять взгляды, но он призывает всех к ответу. Забанить, как сейчас говорят. Мол, ты негодяй, если не думаешь, как я. Или не настолько радикален. Это ужасно. Я вам приведу пример. У меня есть друг, который живет в США. Борис Аврух. Он шахматист, автор шахматных книг. Мы играли вместе за сборную Израиля. И когда в США начались все волнения по поводу прав темнокожих, он сказал, что считает: «All lives matter». То есть все люди равны. Нашлись активисты, которые потребовали сжигать его книги. Тема попала в крупные медиа. Какими только эпитетами Авруха не наградили, хотя он очень миролюбивый. По-моему, что-то здесь не так.
— Должны ли публичные люди, те же спортсмены, высказываться на злободневные темы?
— Это выбор каждого. Смотрите, я долго жил в СССР, где ничего вообще нельзя было сказать. За любое слово с вероятностью 100% следовало немедленное наказание. И долго живу в Израиле, где могу говорить, что угодно, и за это ничего не будет. А вот со страной, в которой абсолютно непредсказуемо, что последует после какого-то заявления, я не знаком. Поэтому не берусь судить, как повел бы себя в такой ситуации, и не советую, как действовать другим.
— В каком возрасте вы поняли, что в СССР полезнее помалкивать?
— С детства. Мои родители не любили советскую власть. И мама с папой часто повторяли: то, что говорится дома, ни при каких обстоятельствах не должно говориться ни в школе, ни со знакомыми. Так что лет с 7−8 я хорошо осознавал последствия.
— На вас были доносы?
— Да. Мне было 10 лет. Стопроцентной уверенности в правдивости этой истории нет, но, думаю, все так и было. Отец рассказывал много раз. Родители подали документы на выезд из СССР. Об этом узнал один шахматный деятель, пошел в спорткомитет и потребовал, чтобы ребенка, то есть меня, дисквалифицировали. И не важно, что я считался очень перспективным шахматистом. Человек (не хочу называть его фамилию) сказал деятелю так: «На доносы я не реагирую. Пришлите требования в письменном виде — будем рассматривать». Я благодарен тому человеку, что он так себя повел. Это то, о чем мы с вами говорили. Может быть разница во взглядах, но никто не отменял порядочное поведение. Уверен, во всех системах есть достойные люди. Как и те, кто кричит лишь пустые лозунги. Если, например, ученый в Академии наук делает открытие всемирного масштаба, он что, должен все бросить, потому что работает на режим?
— В 1998-м вы все-таки уехали в Израиль.
— Мой дедушка был очень верующим. Мы праздновали все еврейские праздники. И он мечтал, чтобы мы отметили их в Иерусалиме. Говорил: «Было бы здорово жить в Израиле». Это мне все передалось. В один момент почувствовал: настала пора.
Ананд, адреналин, конфеты
— Как сегодня заинтересовать ребенка шахматами, когда вокруг столько развлечений?
— С одной стороны, стало действительно труднее. С другой — шахматы открылись для большего числа людей. Например, они популярны и быстро развиваются в Индии с населением 1,5 миллиарда человек. Там живет великий чемпион мира Вишванатан Ананд. Плюс для местных шахматистов это социальный лифт. Игра захватывает. В моем родном израильском городе друзья открыли проект. В последнем классе детского сада и в первом классе школы есть обязательный урок шахмат. И нельзя сказать, что дети уклоняются от этих занятий. Насколько знаю, больше 5% учеников потом приходят в шахматный клуб и продолжают заниматься, а остальные играют дома с родными.
— Что самое важное для воспитания чемпиона?
— Мотивация. Желание совершенствоваться. Талантов много, но далеко не все готовы усердно работать. Можно принимать участие в блицах, где на всю партию дается 20 секунд. Играешь в свое удовольствие, адреналин бьет ключом, но будешь ли развиваться? На этом моменте стопорится много молодежи. Знаете, есть удовольствие и отложенное удовольствие. В США проводили эксперимент. Предлагали на выбор в детском саду одну конфету сразу или две через 15 минут. Дети по-разному реагировали. Те, кто был готов потерпеть ради двух конфет, в жизни оказывались более целеустремленными и добивались большего.
— А ваша мотивация менялась на протяжении карьеры?
— Нет. Потому что изначально было желание именно прогрессировать, учиться чему-то новому. Долгосрочная мотивация. И это мне помогало на протяжении карьеры не опускать руки, когда были трудные моменты. Здесь многое зависит от тренера. Мне очень повезло. С Александром Хузманом занимаюсь больше 30 лет. Уникальный случай.
— Шахматы по-прежнему играют главную роль в вашей жизни?
— Да, конечно. В этом году я почти не принимал участие в турнирах по разным причинам. Но все воспринял спокойно — обожаю сам процесс подготовки, изучения шахмат. Сижу тренируюсь, чтобы, по крайней мере, не стать слабее. Как минимум, занимаюсь 6−7 часов в день. Еще передаю опыт, провожу сборы, как в свое время в Беларуси, онлайн-консультации.
— Ваши слова: «Человек должен в своей профессии пытаться достигнуть максимума. Мне так кажется. И сам стараюсь так — так и живу, и этим занимаюсь». Достигли?
— Думаю, да. Все-таки в 2012 году добрался до матча за звание чемпиона мира. Вершина. Много лет к ней шел. И играл в финале достойно. Считаю, что сделал все от меня зависящее. А дальше уже судьба… Проиграл Ананду на тай-брейке.
Фейки, Каспаров, достоинство
— Кого считаете лучшим шахматистом?
— Зависит от временного периода. Нельзя сравнивать игроков, которые жили в разные эпохи. Сейчас много информации, доступной каждому школьнику. Но лет 100 назад чемпионы были первопроходцами, новаторами. Я, помню, перед школой шел в газетный киоск, чтобы раздобыть шахматный журнал и узнать о каких-то партиях. Стоял в очереди за книгами… Возможно, уместно говорить о тех, кто доминировал в определенный период. Я бы выделил Эмануила Ласкера, Гарри Каспарова и Магнуса Карлсена. Но при всех выдающихся достижениях Ласкера (сохранял звание чемпиона мира 27 лет. — Прим. ред.) нужно отметить, что тогда была очень низкая конкуренция. Сегодня, повторюсь, шахматы доступны везде. Проблема, скорее, уже другая — информации перебор. А вот качественной аналитики, отбора не хватает. И так не только в шахматах. Трудно отделять фейки от правды.
— Что думаете о сериале «Ход королевы»?
— Я мало смотрю фильмы, но этот сериал посмотрел. Сделано неплохо. Авторы избежали всех типичных ошибок, которые делают в фильмах про шахматы. Обычно в кино даже фигуры неправильно передвигают — держат их, как бокал с шампанским. А в «Ходе королевы» было все грамотно. Недаром Каспаров выступал в роли консультанта. Хорошо передана специфика американских турниров. Единственный нереалистичный момент — использование допинга (главная героиня принимала наркотики. — Прим. ред.). Не знаю таких людей в шахматах. Занятия спортом, хорошее питание для поддержания формы — это важно. Но сильнодействующие препараты не принесут никакой пользы.
— «Ход королевы» важен для популяризации игры?
— Конечно. Эффект от фильма невероятный. У меня есть знакомый — крупнейший популяризатор шахмат в Великобритании. Большой энтузиаст: издает книги, учит школьников, проводит турниры. Так, по его словам, эффект от «Хода королевы» больше, чем за 50 лет его деятельности.
— Давайте завершим это интервью позитивной пропагандой. В чем польза шахмат?
— Во-первых, они учат смотреть на несколько ходов вперед. Предугадывать ситуацию. Во-вторых, шахматы помогают избавиться от мысли: «А я вот хочу так». Это особенно важно в наши дни. Надо соотносить желаемое с реальным положением вещей. Хорошо, ты хочешь так, но соперник хочет по-другому. Нужно найти между этими вещами баланс. В третьих, шахматы учат побеждать и проигрывать с достоинством. Проиграл — пожми руку сопернику и поздравь с победой. Здоровое соперничество. В жизни, к сожалению, часто бывает не так.