«Не можем ввезти чемодан денег в Беларусь». Горбунова — о том, как разделят собранные на марафоне деньги для политзаключенных

Все выходные шел марафон по сбору денег для помощи политзаключенным и их семьям «Нам не все равно!». За два дня белорусы смогли собрать для них 574 617 евро. Ольга Горбунова, представительница Объединенного переходного кабинета по социальным вопросам и одна из организаторов марафона подробнее рассказала «Зеркалу», все ли политзаключенные получат помощь и будет ли она одинаковой для каждого, а также когда люди смогут увидеть отчеты и как они могут выглядеть.

«Здорово понимать, что тот, кто прошел через политическое преследование, находится в безопасности и может позволить себе этот донат»

— Белорусы за два дня собрали более 570 тысяч евро. Вы ожидали такого результата? Какие эмоции испытали?

— С эмоциями у меня проблема после выхода из СИЗО. Но эти выходные, конечно, вернули какое-то очень теплое чувство внутри. И, безусловно, я была очень удивлена. Потому что мы консультировались с очень разными людьми, экспертами, которые раньше проводили такие марафоны. Мы не ставили себе каких-то нереалистичных целей, не знали, как отреагирует аудитория — мне казалось, у нас нет иллюзий. Конечно, провели много работы, чтобы искать белорусок и белорусов и через разные каналы информировать их о марафоне. Но, конечно, не ожидали. У меня была мечта — трехзначная цифра, но я мечтала про 100 тысяч евро. Думала, если нам удастся это сделать, по крайней мере мне будет не стыдно, когда политзаключенные в тюрьмах узнают о сборе.

И когда я видела в прямом эфире, что эта сумма уже собрана и продолжает расти — незабываемое чувство. Да, это был месяц подготовки и огромного труда большого количества профессионалов и медиа, и организаций, наших партнеров и волонтеров моей команды. Но у меня большая гордость, что мы вместе сделали это.

Более 4 000 000 просмотров — именно такой охват получили материалы на сайте, посты в социальных сетях и мессенджерах «Зеркала» с просьбами задонатить на помощь политзаключенным и их семьям.

— Мы знаем, что самый большой донат — десять тысяч евро. Может, был еще больше?

— Насколько я знаю от нашего технического сотрудника-волонтера, десять тысяч — максимум.

Белорусы креативно подошли к марафону и я, конечно, персонально была очень рада, когда увидела донат 342 евро: это номер моей уголовной статьи («Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них». — Прим. ред.). Еще много было донатов по 23.34 (до внесения изменений в КоАП это была статья о «Нарушении порядка организации или проведения массовых мероприятий». — Прим. ред.) — тоже какая-то особая теплая радость. В этот момент я подумала, что, скорее всего, человек, который отправил эту сумму, тоже был осужден или осуждена по этой статье. Здорово понимать, что тот, кто прошел через политическое преследование, находится где-то в безопасности и может позволить себе этот донат. Значит, у него все хорошо.

Но детальной информации по странам, например, пока нет. Пока известно количество пожертвований, число самих жертвователей — около 11 400 человек. Мне казалось: если и соберем такую сумму, речь будет идти о гораздо большем количестве жертвователей. Знаете, когда мы планировали марафон, думали, конечно же, про тех, кто вынужденно покинул страну с 2020-го. По разным экспертным оценкам, это до 500 тысяч человек. Мы опирались на нижнюю планку в 300 тысяч, даже если бы 10% от этого числа задонатили, мы бы считали это успехом. И когда я увидела эту огромную сумму, думала, что мы вышли на эти 10%. Но оказалось, что все собрано меньшими силами.

Мы будем работать с этой статистикой. Очевидно, что на марафон людей пришло меньше, но они донатили больше, чем мы ожидали. Значит, если бы мы планировали использовать этот инструмент в будущем, нам нужно вместе с медиа придумывать новые пути, как проинформировать еще большее количество выехавших.

При этом многие донатили по несколько раз. Я и сама так делала — и на тестовой версии, и вчера мы с дочкой не выдержали и отправили донат, хотелось, чтобы сумма быстрее росла. Но предполагаю, что это связано не только с эмоциональным порывом (многие писали, что это терапевтично — наблюдать, какие донаты постоянно приходят, увеличивается сумма). Но и белорусы внутри страны просили своих друзей за границей, чтобы те переводили деньги за них.

«К сожалению, то, что транслировалось — что мы разделим эту сумму на всех политзаключенных, — такого не будет»

— Давайте поговорим о деньгах. Уже известен процент комиссии платежной системы?

— Нет. Наш прогноз — что это будет 3−5% (от 17 200 до 28 700 евро от собранных 574 617 евро. — Прим. ред.).

В рамках марафона мы с инициативами и фондами приняли решение, что организации, которые примут средства для оказания помощи политзаключенным, не будут задействовать их в административных и операционных расходах. То есть никакая аренда офисов, бухгалтерии, зарплата сотрудников, обрабатывающих заявки от пострадавших, не будет покрываться из этих денег. Все 100% средств пойдут на оплату адвокатов, передачи, медикаменты, поддержку семей.

— Как будут распределяться эти деньги? Во время марафона, например, не раз звучала фраза, что всю сумму разделят на количество политзаключенных и каждая семья получит одинаковую помощь, условные 300−400 евро. Сейчас вы упомянули заявки. Может ли получиться так, что кто-то не получит вообще ничего?

— Организации, которые долгое время работают с помощью политзаключенным, не понаслышке знают, что не все семьи выходят на контакт и ее запрашивают. Находясь внутри страны и даже понимая, что обеспечение адвокатов, посылок стоит колоссальных средств, люди очень боятся заполнять заявки, связываться с неизвестными аккаунтами, которые пишут о себе как о фонде поддержки. И я их понимаю, я тоже, когда была в Беларуси, никому не писала: а вдруг это какая-то провокация, очередная попытка привлечь к уголовной ответственности?

К сожалению, не все семьи на связи. Мы очень заинтересованы, чтобы люди, которые никогда не получали помощь с 2020-го, все-таки искали возможности, как обратиться в эти 13 организаций, которые мы объявили. Но искусственно сами не можем повлиять на это. Поэтому, к сожалению, то, что транслировалось — что мы разделим эту сумму на всех политзаключенных, — такого не будет.

Расскажу, как это будет реализовано. Мы попросили фонды прислать нам незакрытые потребности последнего месяца и предполагаемый прогноз на несколько следующих, чтобы они максимально собрали заявки, посмотрели, каким семьям они не смогли помочь в последнее время. Каждая организация подготовила такой просчет. Все они очень разные, у молодых и маленьких инициатив, как «Палітвязынка» например, пропускная способность ниже, чем у крупных, как Фонд медицинской солидарности или BYSOL. Выявлены определенные пропорции, эта сумма будет определена как раз исходя из реалистичных рабочих потребностей, чтобы закрыть их, увеличить количество семей и ускорить эту помощь.

На самом деле это огромный труд. Есть несколько волонтеров (или сотрудников, если это организация с институциональным финансированием), и им придется теперь обработать колоссальное количество заявок, они не получат за это вознаграждение, и это их вклад.

— Среди обратившихся помощь будет распределяться в равной пропорции?

— Я не думаю, что так произойдет, потому что разные семьи находятся на разном этапе проживания этого заключения. Когда человек в СИЗО, на семью ложится нагрузка по оплате адвокатов: идет предварительное следствие, допросы, нужно ознакамливаться с материалами дела, участвовать в суде. А мы видим, что статьи становятся все серьезнее, сроки даются просто ужасающие, и это огромные вложения семьи, потому что может быть 20−30, а то и 40 заседаний. Поэтому для тех политзаключенных, которые еще не осуждены, этот приоритет — адвокат. Тем, кто уже лишен свободы и находится в колонии или тюрьме, нужна помощь по формированию передач — одежда, продукты питания, медикаменты. В зависимости от кейса политзаключенного будет понятна острая необходимость. Есть семьи, которые все вкладывают в поддержку своего близкого и у них самих просто нет денег на жизнь, потому что, например, остается одна мама и ей невыносимо тяжело финансово.

Поэтому в рамках марафона мы договорились, что постараемся закрыть каждую из ниш: кто-то будет возмещать расходы на адвокатов, кто-то — посылки и передачи, кто-то — помогать детям и семьям. Постараемся распределить, чтобы каждый отвечал за свою часть и никто не дублировал друг друга. Все заинтересованы, чтобы помощь смогли получить максимальное количество семей.

— Волонтеры и фонды будут пытаться связываться с теми, кто не обратится сам?

— Да, безусловно. Во-первых, волонтеры это делали всегда. Я общаюсь с большинством организаций и знаю про их тяжелый труд все эти годы. Знаю, что волонтеры выходят на связь и предлагают помощь — родственники, к сожалению, очень часто отказываются.

Когда родные боятся, но с ними связывается бывший сокамерник или сокамерница их близкого человека, тогда выше шанс, что они не испугаются принять помощь. Поэтому, несмотря на то что Белорусская ассоциация политзаключенных «Да волі», в которой есть уже освободившиеся люди, очень молодая, мы решили их поддерживать. Как раз они прислали нам заявку с просчетом на 126 семей, которые ранее не получали помощь. Они поддерживают связь с семьями тех, с кем сидели в колониях, СИЗО. Я и сама общаюсь с мамами некоторых политзаключенных и знаю, что тут шансов достучаться больше.

Тем более в маленьких населенных пунктах у пожилых родителей, например, может даже не быть смартфонов. Мы как раз таки узнавали про семьи, где оба родителя — пенсионеры, копят свои пенсии и отдают на посылки раз в три месяца детям, а сами остаются без копейки. Наша задача — искать эти самые уязвимые категории. У нас есть список, например, мам-одиночек, которые самостоятельно воспитывали детей до заключения, многодетных родителей. И знаете, я в этот список включала семьи, у которых три ребенка и более. И там катастрофа: есть случаи, когда у человека шестеро детей, из которых двое — с инвалидностью, им безусловно очень нужна поддержка.

— Как обратиться к вам — только через организации?

— Да, точка входа — это тот список из 13 организаций. Всегда можно обратиться к правозащитникам, например, в «Весну» — они направят в инициативы в зависимости от запроса.

«Марафон — это, конечно, хорошо, но нам бы такая сумма ежемесячно была бы нужна»

— Вы рассказывали, что полный отчет по оказанной помощи белорусы смогут увидеть где-то в ноябре.

— Почти 600 000 евро — ощутимая сумма. Это не месячный оборот какой-то организации. Я спрашивала фонды, сколько им нужно времени для реализации такой помощи. Stripe еще около недели будет держать деньги на своих счетах, потом передаст нашему фонду. Дальше нужно несколько дней на заключение договоров, и после наблюдательный совет примет решение о перераспределении этих денег в организации, и потом уже мы их отправим.

До марафона мы не знали, сколько соберем средств, но договаривались, что будем стараться, чтобы помощь в течение двух месяцев дошла до людей. Поймите, не только страх мешает дойти нашей солидарности в страну. Мы же не можем просто обналичить сумму, ввезти чемодан денег или перечислить кому-то внутри Беларуси, кто их там раздаст. У организаций есть свои механизмы, как эта помощь попадает к людям. Коммуникация с семьей, выяснение потребностей, поиск эффективного безопасного пути — на все нужно время.

Может, снаружи кажется: «Сегодня собрали деньги — завтра давайте распределим». Но, к сожалению, это так не работает, когда в стране уже несколько десятилетий — авторитарный режим. Нам очень важно, чтобы этот марафон не повлек новых задержаний, признания новых людей политзаключенными. И мы будем стремиться все сделать безопасно в первую очередь для людей, которые будут получать помощь.

А потом наблюдательный совет получит все отчеты. Все будет максимально прозрачно, чтобы у нас была спокойна душа за то, что мы подробно рассказали, сколько людей получило помощь, по каким направлениям. Нам и самим очень важно понимать реальные потребности политзаключенных, чтобы знать, к чему готовиться дальше. Ведь сейчас уже выходят те, кому в 2020-м дали по два-три года, а сколько людей получили большие сроки? А ведь задержания продолжаются. Нам нужно дальше выстраивать совместную работу, уже учитывая эти потребности.

— В отчете же не будут указаны фамилии. Как он будет выглядеть, чтобы не только наблюдательный совет, но и люди, которые отправляли деньги, могли его посмотреть?

— Безусловно, мы не вывесим список фамилий. Причем не только из-за безопасности — это невозможно в принципе. Никто не имеет права разглашать персональные данные людей, которые оказались в беде. Мы ведь помогаем не для того, чтобы потом опубличить имена. Мы помогаем, чтобы люди почувствовали крепкое плечо рядом и хоть в какой-то части на них снизилась финансовая нагрузка. Поэтому тут донаторам, конечно, придется довериться нам как профессионалам, довериться честности людей из наблюдательного совета. Каждый из них подпишет NDA для ознакомления с финансовой отчетностью. Все увидят сводную: какой фонд в каких объемах реализовал помощь, скольким людям помог, какие потребности были закрыты. Но, конечно, фамилий там не будет.

— Вы уже получали какую-то реакцию из Беларуси от семей политзаключенных по результатам марафона?

— Эти несколько дней я была очень погружена ежеминутно в решение разных задач, не проверяла еще свои сообщения. Но в субботу в 12 часов дня от правозащитников уже появились информация, что политзаключенные знают о марафоне. В субботу с утра начались звонки родственникам из колоний, и их близкие давали об этом знать. Честно говоря, я тогда чуть не расплакалась.

А вчера я получила отзывы от семей политзаключенных, которые находятся внутри страны. Они в шоке от собранной суммы. Но для них было самым важным и ценным, что мы не просто собирали деньги, а весь день по всем каналам говорили об их близких. Они не помнят, чтобы вообще когда-либо такое происходило. Часто же можно слышать в отношении СМИ критику, что в основном пишут про медийных заключенных, людей с активным бэкграундом; или когда происходит какая-то трагедия, кто-то погибает или попадает в реанимацию. Но вот этот день — а ведь мы говорили про проблему с очень разных сторон, очень разными голосами — куда бы ты ни зашел, везде говорили о людях. О них помнят, за них болеют. Одно «Зеркало» выдало просто невероятный контент, столько тем осветили, столько героев нам показали. Я, честно говоря, со своей критикой ко всем СМИ просто была в шоке. У меня постоянно приходили уведомления: новый материал вышел, новый материал вышел. Я просто не успевала это все читать! Поэтому я в полном восхищении и гордости за белорусские независимые медиа, за то, что с такой мотивацией, с такой энергией поддержали наше приглашение. И эту солидарность режиму, конечно, не остановить. Хотя, будем честны, мы сами относились к этому марафону как к эксперименту — посмотреть, как белорусская аудитория отреагирует, послушать критику.

Нам предстоит еще понять, что это вообще было (смеется)! Разобраться, в чем сильная сторона марафона и что можно использовать дальше. Я согласна, белорусы — солидарный народ, эти выходные — очередное подтверждение. Но нам, как людям, которые ежедневно работают с темой политзаключенных, с поиском вариантов помощи, очень важно понять, как это вывести на еще более высокий и устойчивый уровень. Мы будем искать механизмы, как дальше привлекать людей, потому что, к сожалению, нет уже, наверное, ни одной семьи, которая бы не соприкоснулась с репрессиями. У каждого есть друг, сосед, одноклассник, коллега, родственник — эта тема болит нам всем. И мы должны искать всех, кто готов вносить вклад. Потому что марафон — это, конечно, хорошо, но нам бы такая сумма ежемесячно была бы нужна. Тогда бы у политзаключенных было это чувство опоры. И мы обязательно поделимся результатами, когда сами для себя поймем, как эта магия могла вообще случиться.