Два года назад 15 мая блогеру Сергею Тихановскому отказали в регистрации инициативной группы по выдвижению в кандидаты в президенты, потому что в документах не было его подписи — начинающий политик тогда отбывал сутки. Подпись его супруги Светланы, у которой была генеральная доверенность с правом подписания любых документов от имени доверителя, ЦИК посчитал неправомерной. В тот же день до завершения приема документов Светлана Тихановская вернулась в Центризбирком и подала заявление на регистрацию уже своей инициативной группы. Позже на вопрос Лидии Ермошиной она скажет, что всю жизнь мечтала стать президентом. События той президентской гонки и ее последствия будут развиваться так, что поверить в их реальность окажется сложно даже участникам и свидетелям. Жизнь самой Светланы кардинально изменится: хранительница домашнего очага станет лидером белорусов, желающих перемен, и главным оппонентом Александра Лукашенко. Спросили у Светланы Тихановской, что она чувствовала в тот день (и не только) и не пожалела ли о своем решении.
«Отнесла документы в ЦИК, будучи уверенной, что меня все равно не допустят»
— Вы уже рассказывали, чем занимались до того, как вместо супруга стали участницей президентской гонки. И все мы лично наблюдали, что было после 15 мая, когда вы подали документы в ЦИК. Но расскажите, с какими чувствами вы тогда шли в Центризбирком и переживали тот день.
— Насколько я помню, это была пятница. До этого Сергею отказали в приеме документов.
Светлана напоминает, что подача документов и известие о регистрации ее инициативной группы — это события разных дней. Документы она подала 15 мая, а второе событие произошло 20 мая.
— Что я испытывала? Это прежде всего злость из-за того, что по каким-то надуманным и несостоятельным причинам отказали Сергею. Я пришла домой и чувствую, что мне нужно показать мужу, что то, что он делал, важно и для меня, поддержать его. Документов на подачу регистрации инициативной группы особо и не требовалось. Я забрала себе инициативную группу Сергея и отнесла документы в ЦИК, будучи уверенной, что все равно меня не допустят [к участию в президентской гонке]. Далеко вперед я не заглядывала, не думала, как все сложится. В тот момент мне надо было сделать что-то для мужа.
Больше в тот день ничего не было.
Через какое-то время пришло письмо о том, что заявку рассмотрели, и вызывают на оглашение результатов. Уже этот день для меня оказался особенным и странным.
Помню, на подходе к ЦИК стояли журналисты. Это стало первым кусочком внимания. И я к нему оказалась абсолютно не готова. Я была совершенно непубличным человеком и для меня все это выглядело странно.
Мы с другими претендентами зашли в ЦИК. Когда вызвали меня к трибуне, [члены комиссии] сказали, что рассмотрели документы. А потом председатель ЦИК спросила: «Это является вашим решением? Действительно ли вы намереваетесь баллотироваться?» И я сказала, что всю жизнь об этом мечтала. Мне ответили: «Не видим оснований препятствовать вашему волеизъявлению. Мы вас регистрируем».
В тот момент особых эмоций не было, было непонимание: «Как? Зачем? Посмеяться надо мной?» Потом я вышла, на улице ждет куча журналистов, а я не знаю, как себя вести с ними. Я, наверное, тогда просто была растеряна, испугана. Не помню своего поведения, мне кажется, я тогда проигнорировала журналистов — не знала, как на это все реагировать.
На самом деле в тот день эмоции были притупленными: ты не знаешь, что ты только что сделала, что тебя ждет дальше, что это за шаг.
Кстати, в тот же день, минут за 10 того, как я зашла в ЦИК, звонит Сергей. Я была в недоумении, потому что назначенные ему 15 суток еще не прошли. Обрадовалась, стала спрашивать, как он, и говорю: «Я иду в ЦИК на регистрацию», не понимая, что он, как потом выяснилось, думал, что я иду за его регистрацией. Для него это, конечно, стало сюрпризом.
Так что в тот день была еще радость, что его выпустили.
— Если вспомнить тот день регистрации, когда вы выдвинули свою кандидатуру как участница президентской гонки. Заходя в здание в тот день и потом вы хоть на миг допускали, что можете оказаться на месте Сергея не только в качестве кандидата, а, вероятно, и за решеткой?
— Нет. Как и 20 мая. Муж уже вышел, я понимала, что он опять перехватил флаг и моя маленькая роль закончилась. Не думала я о тюрьме, я была просто рада, что Сергей на свободе, что мой мужчина опять рядом.
Мы же тогда уже видели колоссальную поддержку Сергея. Тогда все уже закрутилось, было известно, что документы еще двух альтернативных кандидатов приняли (Виктора Бабарико и Валерия Цепкало. Всего ЦИК зарегистрировал 15 инициативных групп — Прим. ред.). Представляете, какая была мешанина чувств? Никто на тот момент не думал, что будут такие репрессии, никто не думал о тюрьмах. Но уже тогда веяло переменами.
Я же в то время не понимала, в какую вереницу событий это все превратится, потому что, повторюсь, вот рядом есть мой мужчина, мой сильный Сергей. Все на его плечи переложила.
«Вначале было страшно»
— За эти два года вы стали символом белорусов, стремящихся к демократическим переменам. Судя по данным исследований (тут и тут), вы, вероятно, на выборах набрали больше голосов, чем Лукашенко. Вы встретились с множеством национальных лидеров, но столкнулись и с большим количеством негативных событий. Внутри вы все тот же человек, которым были в мае 2020-го, или что-то изменилось?
— Я стала смелее, увереннее в себе.
Вы, наверное, помните, что у меня была боязнь публичных выступлений. Она осталась. Я не люблю давать интервью, потому что понимаю, что спикер из меня не самый лучший. Я понимаю, что [в этом плане] мы с Сергеем — разные люди. Он харизматичный, умеет заводить людей, я же намного скромнее.
Все-таки я непубличный человек. Люблю общаться с людьми, но не выходить на сцену речи толкать, для меня более комфортно посидеть поговорить по-человечески, по душам. Но сейчас я должна это делать: это моя обязанность и я несу ответственность за тот выбор.
Наверное, я уже не так содрогаюсь, когда мне надо выступить с речью, выйти на трибуну, потому что это стало рутиной.
В нас много лет воспитывали, что чиновник или человек высшего ранга вселяет в людей ужас. Вы же знаете, как у нас в кабинеты входят: со стуком, с «простите, пожалуйста». А тут ты встречаешься с президентами, премьер-министрами. И это просто люди. Вначале тоже было страшно [это делать]. Потом все потихонечку выровнялось.
Но все же лучшие моменты во всех визитах — это когда я встречаюсь с людьми, даже если задают каверзные или наболевшие вопросы. Ты общаешься с человеком, тебе хочется и теплотой поделиться, и поддержать. Ты понимаешь, что от тебя, может быть, зависят какие-то решения правительств, поэтому есть и ответственность, и радость.
«В нашей истории нет сослагательного наклонения»
— Что бы вы сегодняшняя сказали себе, только вступающей в ту президентскую гонку?
— Наверное, я бы больше поработала над уверенностью в себе. Я всегда была очень зажатой.
Уже потом, между Вероникой [Цепкало] и Машей [Колесниковой], которые были состоявшимися в профессиональном плане, мне казалось, что и жизнь они больше повидали по сравнению с моим опытом.
Больше самоуверенности хотелось бы еще и потому, что меня приняли такой, какая я есть. А мне все время казалось, что я до чего-то не дотягиваю, что у меня нет опыта, политического бэкграунда. Тогда казалось, что мне это очень мешает. Но, возможно, мне это помогло, потому что люди увидели во мне точно такого человека, как они.Тогда мне было страшно, что мне могут задавать вопросы, а я не буду знать на них ответы. Это нормально — ты не можешь знать ответы на все вопросы. Но хотелось бы больше знаний и понимания.
Наверное, я бы больше изучила историю прошлых выборов. Как я уже говорила, я была аполитична. Вообще, многие кандидаты прошлых лет мне стали известны, благодаря стримам Сергея. Так ко мне приходила наша [современная] история. Так что я бы посоветовала себе больше знать, быть более подкованной.
Хотела бы, чтобы меня научили, как вести себя, если сталкиваешься с сотрудниками спецслужб. Заглядывая вперед, ко встрече в ЦИК 10 августа я была абсолютно не готова.
Но если вы имеете в виду, отговаривала бы я себя от того поступка — сложно сказать. У каждой медали есть две стороны. Понимая, через что сейчас проходят белорусы, — репрессии, поломанные судьбы людей, которые сейчас в тюрьмах, — и зная это заранее, возможно, на тот момент меня это остановило бы.
Но уже пройдя через все это, когда есть понимание, что белорусы меняются, осознание себя белорусом, единство, которое мы почувствовали и чувствуем до сих пор, я не знаю, отговаривала бы я себя. Возможно, мы бы лучше подготовились. К 9 августа, возможно, были бы более организованными. Тогда ведь все делалось на коленке. Люди выходили в порыве своего желания, но не было структур, не было четкого понимания (по крайней мере у меня), что делать и как. Да, уже были телеграм-каналы, чаты, но все это шло параллельно.
— Давайте представим. Сейчас апрель 2020 года, у вас есть шанс поговорить с Сергеем и переубедить его заниматься политикой. В таком случае он бы не попал в колонию, вам бы не пришлось уезжать из Беларуси, так сильно менять свою жизнь и переживать все, через что вы прошли. Вы бы так поступили или все равно прошли бы через все эти сложности?
— Сергей — очень самодостаточный и целеустремленный человек. Когда он попал первый раз на сутки, я высказывала свое мнение и говорила, что мне страшно, что у нас детки. Но никогда не пыталась его переубедить.
Когда это [участие в президентской кампании] стало целью и смыслом его деятельности, я не смогла бы его переубедить, даже если бы захотела. И я бы не стала его останавливать, потому что он знал, чего хотел и куда шел. А вот поддержать его в определенный момент — это была моя обязанность. И я это сделала.
Как я говорю, хорошо, что в нашей истории нет сослагательного наклонения. Можно ведь оглядываться на 28 лет назад — могли бы мы тогда что-то изменить и поменяли ли бы? Теперь как есть, так есть.
— Получается, все было не зря?
— Знаете, нация не может сформироваться за один день. Мне кажется, за последние два года понимание, что такое Беларусь и кто такой белорус, в сознании каждого человека стало намного глубже, чем за предыдущие 28 лет. И каждый понимает сейчас, что это все об ответственности. Даже понимание того, что люди осознали все это таким образом, через такие потери, наверное, было не зря.
Но самое главное довести до конца то, что начато и Сергеем, и Виктором Дмитриевичем [Бабарико], и Машей [Колесниковой], чтобы все это точно было не зря.
