Самый известный белорусский лыжник Сергей Долидович рассказал об одной наиболее памятной олимпийской гонке. С нашим экс-биатлонистом Вадимом Сашуриным все вышло чуть иначе. Трехкратный чемпион мира, обладатель девяти медалей ЧМ, как выяснилось, прекрасно помнит все три Олимпиады, на которых выступал. И с каждой у признанного снайпера, а ныне тренера по физподготовке гандбольного СКА связана не самая радостная история. Обо всем этом Сашурин в деталях поведал блогу «Отражение». Мы перепечатываем текст.
Лиллехаммер — 1994: день рождения
— Олимпиады у меня не получились, — начинает вспоминать Сашурин. — Не мои соревнования. Все были с какими-то сложностями. Но хорошо отложились в памяти.
Первыми в карьере Вадима были Игры в Лиллехаммере.
— На тот момент я был, кажется, 14-м в мировом рейтинге. По стрельбе — никаких вопросов, как и, в принципе, на протяжении почти всей карьеры, — говорит Сашурин. — Понимал, что могу быть на Олимпиаде с медалью в индивидуальной гонке, где стрельба особенно важна. Знал, что делать, как раскладывать силы по дистанции. Я ведь потом трижды становился призером чемпионатов мира в этой дисциплине.
Но биатлонисту помешал… день рождения.
— За день до старта мне исполнилось 24 года. Вызвал олимпийский штаб. Тогда руководителем НОК был ныне покойный Владимир Рыженков, — продолжает Сашурин. — И весь этот бомонд зачитал мне поздравительную телеграмму от министра обороны, даже, по-моему, что-то от Александра Лукашенко. Текст был такого содержания: «Ты можешь, ты обязан — позади родина». Такая накачка для дебютанта Олимпиады не прошла бесследно — психологически я не справился.
По словам биатлониста, в день старта его буквально трясло.
— Начинаю надевать экипировку и вижу, что промахиваюсь пальцами мимо перчаток. Я такой: «Ух! Вот же тебе!» Проехал метров 100 и понял, что это будет каторга. На первом же рубеже сделал два промаха. Причем двумя первыми выстрелами. Все — о шансах на высокие места можно забыть. Да, потом сделал большую поправку и закрыл остальные 18 мишеней, но поезд уже ушел, да и бежалось ужасно тяжело на фоне психологического стресса, — комментирует Сашурин.
Вмешался в ход гонки и еще один эпизод.
— Хотел немного попить. Мороз был лютый, но я сильно потел. Тогда еще не было высокотехнологичной экипировки — надел под комбинезон шерстяную поддевку, — говорит Вадим. — На трассе стоял бывший главный тренер сборной Владимир Плаксин. У него было питье. Беру стакан перед спуском. Понимаю, что это последняя надежда, чтобы прибавить на финише. Пью залпом, а там кипяток! Думал, все зубы вывалятся. Не выплюнул сразу, потому что гонка тяжело давалась — ад кромешный! А тут еще язык обжег, рот. Не знаю, почему Плаксин не догадался попробовать питье. После гонки мне уже было это неинтересно. Занял 28-е место.
На этом дебютная Олимпиада для Сашурина завершилась.
— Моим личным тренером был Юрий Альберс (сейчас член президиума федерации биатлона. — Прим. Zerkalo.io). Он принял решение не заявлять меня на спринт. Я такой: «Ну ладно. Все-таки 28-е место — неудача». Пришло время бежать эстафету, — вспоминает Вадим. — Я всегда считался надежным звеном в этой гонке, потому что стрелял быстро и точно. К тому же, как уже говорил, высоко шел в общем зачете Кубка мира. Альберс вызвал меня на беседу: «Пошли, прогуляемся». Рассказал ему про необъяснимую вялость в индивидуальной гонке. Тренер выслушал меня и ничего не сказал. В итоге в эстафету поставили Игоря Хохрякова. Цена того решения, считаю, — олимпийская медаль. Это был исторический шанс, но наш квартет стал четвертым. Хохряков и Александр Попов много проиграли на своих этапах. После того сезона я отказался от Альберса как от личного тренера. Если бы мне не разрешили, то на полном серьезе думал завязывать с биатлоном.
Нагано — 1998: падение на камень
В Японии Сашурин бежал уже трижды: в индивидуальной гонке стал 13-м, в спринте — 46-м и 4-м в эстафете.
— В Нагано получилось еще интереснее. Летом отлично потрудился, форма был супер — «звенел»! Перед стартом сезона были тренировки в Швеции. Вкатывание. И произошел несчастный случай. На спуске ноги ушли — и налетел копчиком на что-то острое. Думал, что это комок снега, а оказался камень сантиметров 30. Меня эвакуировали на носилках, — сетует Вадим. — Тело чуть ли не парализовало после того падения. Задница, конечно, была вся черная, опухшая, позвоночник не гнулся. К счастью, отделался не переломом, а сильным ушибом.
По словам Сашурина, он не двигался фактически два месяца.
— Потом стал потихоньку бегать. Приноровился даже преодолевать подъемы. Но со спусков съезжал стоя. Проигрыши были очень большие, — комментирует биатлонист. — Только к Олимпиаде более-менее пришел в себя. Но два месяца простоя дали о себе знать. Понимал, что после такой травмы было нереально биться за медаль в личной дисциплине, поэтому ставка делалась на эстафету.
После индивидуальной гонки Сашурина заявили и на спринт.
— Это была та самая скандальная гонка, которую отменили из-за снегопада. Причем некоторые уже финишировали, и белорус Попов был первым, — говорит Вадим. — Я закрыл на лежке все мишени, а на стойке каким-то чудом попал дважды — снег к тому времени валил, видимость — нулевая. Но все равно упирался, считал, что, несмотря на три промаха, могу рассчитывать на приличный результат. Заезжаю на последний подъем и вижу, что мне навстречу мчится Свен Фишер (четырехкратный олимпийский чемпион. — Прим. Zerkalo.io) и пытается меня остановить. Думал, что немец совсем умом тронулся. В итоге гонку отменили, аннулировав все результаты.
Спринт биатлонисты перебегали на следующий день.
— Две гонки за два дня — это был для меня перебор. К тому же, у всей нашей сборной не катили лыжи — со смазкой не угадали совершенно. А в эстафете стали четвертыми. Бьорндален, который находился в топовой форме, обогнал меня и россиянина на последнем этапе. Бороться с норвежцем в подъемах было невозможно. Если бы не два спринта за два дня, то, возможно, уперся бы. А так сил не хватило. В газетах наше выступление в эстафете, помню, назвали провалом.
Солт-Лейк-Сити — 2002: смерть отца
На Олимпиаде в США Сашурин вновь не попал на пьедестал: 9-я позиция в индивидуальной гонке, 12-я — в спринте, 10-я — в преследовании и 8-я — в составе эстафеты.
— У моего отца обнаружили рак. Очень тяжело переживал. За три недели сборов летом не спал ни одной ночи, — говорит Вадим. — Спорт как-то отошел на второй план. Все ждал, когда отец умрет и не будет мучиться. Моральное состояние в тот сезон было плохим. Хотя за год до Олимпиады был вторым в одной из гонок на предолимпийской неделе. Трасса мне подходила.
По словам биатлониста, сборная допустила ошибку с датой приезда.
— Слишком долго перед Олимпиадой сидели в горах. За неделю до старта на прикидке чувствовал себя великолепно. Ничто не предвещало проблем. Но на самих Играх «накрыло». Особенно, в моей коронной индивидуалке — случился, видно, пик акклиматизации. Просто «столбняк»! Меня обгоняли все. Возможно, это была самая тяжелая гонка в карьере, — комментирует Сашурин.
— Понимал, что мой единственный шанс — очень быстрая стрельба. Думаю, до сих пор не побит тот рекорд скорострельности: на 20 мишеней затратил 81 секунду. Причем без промахов, — продолжает рассказ Вадим. — Но ногами был «мертвый». Еле добрался до финиша. В следующих гонках немного отпустило, но все равно состояние не было идеальным. А перед самой эстафетой выпал свежий снег, и мы вновь не угадали со смазкой. В протоколах ведь не пишут, что лыжи ехали очень плохо.
Подводя итог, Сашурин называет все свои Олимпиады «проблемными, аварийными» и желает удачи сборной Беларуси в Пекине.
— Впервые за долгие годы приятно наблюдать и за мужской, и за женской командой. От чистого сердца желаю всем успехов. Надеюсь, им повезет больше, чем мне. А так Олимпиада — немного дурацкое соревнование. В том плане, что могут быть случайности, но по результатам одной гонки потом судят всю карьеру. Стабильность по ходу сезона и итоговая позиция в Кубке мира более объективно отражают уровень спортсмена.