В НКВД ему выбили зубы и повредили глаз, несколько раз выводили на расстрел. Вот кому внезапно предложила поставить памятник пропаганда

Пропагандист Александр Шпаковский, который сейчас занимает должность советника-посланника посольства Беларуси в России, 31 марта увидел в Москве конный памятник Константину Рокоссовскому. Вдохновленный монументом, он предложил возвести еще один в Минске — на проспекте имени этого советского маршала. И пообещал поднять вопрос на уровне парламента, депутатом нижней палаты которого Шпаковский также является. Если слова не разойдутся с делом, в Серебрянке может появиться вторая конная статуя в Минске. Но в отличие от Александра Невского, памятник которому установили по инициативе российского посольства на Старовиленском тракте в прошлом году, Рокоссовский тесно связан с нашей страной. Рассказываем о знаменитом советском маршале с польско-беларусскими корнями, который ощутил на себе ужас сталинских репрессий, освобождал Беларусь, должен был брать Берлин (но был заменен Сталиным на Жукова) и стал министром обороны «недружественной» ныне Польши.

Родина Рокоссовского: Варшава, Великие Луки, Телеханы?

Внимание пропагандиста Шпаковского к личности Константина Рокоссовского легко объяснимо. В официальной советской историографии, которая воспринимается как догма и современной беларусской пропагандой, он — легендарная фигура. Это один из трех (наряду с Георгием Жуковым и Иваном Коневым) главных «маршалов Победы», чьи заслуги «по умолчанию» общепризнаны, а репутация непоколебима.

В случае с Рокоссовским действительно нет никаких сомнений в его полководческих талантах и огромном вкладе в победу антигитлеровской коалиции над нацистской Германией. Но мифологизированный образ советского маршала, командовавшего Парадом Победы в Москве в июне 1945 года, довольно сильно расходится с реальным обликом Константина Рокоссовского. Его биография может служить отличным примером того, как пропаганда искажает и фальсифицирует историю в угоду своим сиюминутным нуждам.

Подлоги и фальсификации в биографии полководца появляются с самого ее начала — а именно с рождения. По официальной советской версии, Рокоссовский родился в 1896 году в семье железнодорожного машиниста — поляка и русской в городе Великие Луки Псковской губернии (сейчас это Псковская область России). Удивительно, но почти все факты в предыдущем предложении не соответствуют действительности — кроме национальности отца.

Начнем с места рождения. Сам Рокоссовский в автобиографиях, написанных до 1945 года, указывал своим местом рождения столицу Польши Варшаву. Но в том году он получил второе звание Героя Советского Союза, и на его родине по традиции той эпохи полагалось установить бронзовый бюст. В связи с чем маршалу и подобрали новую «родину» в пределах границ СССР. Чтобы этот подлог выглядел убедительнее, Великие Луки начали указывать как родину Рокоссовского в научных трудах о нем и в энциклопедиях. Так выдумка пропагандистов подменила собой исторический факт.

Путаница имеется и с датой. Кроме 1896-го, в некоторых источниках указано, что Рокоссовский родился в 1894 году. Согласно трактовке некоторых историков, более ранняя, чем первая, дата объяснялась тем, что он якобы приписал себе два лишних года, чтобы в 1914 году попасть добровольцем на фронт Первой мировой. При этом, правда, было известно, что отец Константина, Ксаверий Рокосовский (изначально фамилия писалась через одну «с»), перед своей смертью в октябре 1902 года успел отправить своего сына в платное техническое училище. Но выходит, что Рокоссовскому в то время было то ли шесть, то ли восемь лет, что очень рано для поступления в училище (в средних технических училищах Российской империи учились мальчики в возрасте 11−14 лет).

Вся эта неразбериха с годом и местом рождения Рокоссовского закончилась в 2021 году, когда уроженец деревни Сомино Ивацевичского района Владимир Абрамчук исследовал собственную генеалогию в Национальном историческом архиве Беларуси. На информацию о рождении полководца он наткнулся в метрической книге Свято-Троицкой церкви местечка Телеханы Пинского района Минской губернии (сейчас эта столица лыжного производства Беларуси является городским поселком Ивацевичского района Брестской области).

Запись в этом документе свидетельствует, что Константин Рокосовский родился и был крещен в сентябре 1889 года — то есть был на пять либо на семь лет старше своего «официального» возраста. Это позволяло ему безо всяких проблем поступить в техническое училище к 1902 году — а также избавляло от необходимости приписывать себе пару лет при поступлении на службу в армию в начале Первой мировой войны.

Согласно записи в метрической книге, отец Константина Рокоссовского, Ксаверий, был дворянином — хотя в российских публикациях часто указывается, что его предки утратили шляхетство еще в середине XIX века. Впрочем, возможно, что как раз здесь нет противоречия — чиновники среднего ранга в Российской империи могли получать индивидуальное дворянство, которое не передавалось по наследству (Ксаверий Рокосовский служил ревизором на железной дороге).

Будущий советский маршал принадлежал к старинному польскому шляхетскому роду Рокосовских. Его дед Винцент Рокосовский участвовал в национально-освободительном восстании поляков, беларусов и литовцев против России 1863−1864 годов. А прадед Юзеф Рокосовский был подпоручиком 2-го уланского полка Варшавского герцогства (польского государства, восстановленного Наполеоном на территориях, отнятых ранее Пруссией и Австрией у Речи Посполитой). В российских публикациях иногда пишут, что Юзеф Рокосовский был участником Отечественной войны 1812 года — забывая упомянуть, что воевал он на французской стороне, против Российской империи.

Мама Константина Рокоссовского, Антонина Ивановна, была православной и при рождении носила фамилию Овсянникова (русифицированную форму беларусской фамилии Аўсянік). Она родилась также в Телеханах, но, как установили сотрудники Национального исторического архива, ее род происходил, вероятнее всего, из имения Тулятичи Кобринского уезда Гродненской губернии (сейчас это Ивановский район Брестской области).

Таким образом, на самом деле Константин Рокоссовский родился в 1889 году в беларусских Телеханах Минской губернии (сейчас это Брестская область) в семье польского шляхтича, служившего ревизором на железной дороге, и беларуски.

Из Красной армии — во «враги народа»

Юность Константина Рокоссовского прошла в Варшаве и расположенном неподалеку городке Груец (эта часть Польши тогда принадлежала Российской империи). После смерти отца Рокоссовский жил в имении дяди, богатого помещика. Второй его дядя имел каменотесный завод и хотел, чтобы Константин стал его компаньоном — но поставил условие, что мальчик должен обучиться профессии каменотеса. В биографиях Рокоссовского, написанных в Польской Народной Республике (то есть Польше времен социализма), указывалось, что будущий маршал был в числе строителей моста Понятовского через Вислу. При этом молодой мужчина находил время для самообразования, много читал (как на польском, так и на русском языках). В 1911 году он осиротел полностью — умерла его мать.

С началом Первой мировой войны Рокоссовского призвали на службу в 5-й Каргопольский драгунский полк, который в начале войны сражался на территории Польши. Он проявил себя как храбрый и инициативный воин и получил четыре боевые награды. В 1917 году под влиянием старшего боевого товарища унтер-офицера Адольфа Юшкевича Рокоссовский примкнул к большевикам, которые обещали скорый мир.

Правда, мира не получилось: территория развалившейся Российской империи погрузилась в страшную Гражданскую войну. В ней Рокоссовский, сражавшийся в Красной армии, зарекомендовал себя прекрасным кавалерийским командиром, который руководил сначала эскадроном, дивизионом — а затем полком.

После окончания Гражданской войны военная судьба Рокоссовского шла бок о бок с карьерой уже упоминавшегося Георгия Жукова. Будущие маршалы познакомились в 1924 году на кавалерийских курсах усовершенствования командного состава. Причем сначала Рокоссовский двигался на шаг впереди: Гражданскую войну Жуков закончил командиром эскадрона, а Рокоссовский — командиром полка (кавалерийский полк состоит, как правило, из нескольких эскадронов).

В 1930–1932 годах Рокоссовский командовал 7-й Самарской кавалерийской дивизией, которая дислоцировалась в Беларуси, и был непосредственным командиром Жукова, который руководил одной из бригад в составе этой дивизии. В этот период Рокоссовский написал характеристику на своего подчиненного Жукова: «Суховат и недостаточно чуток. Обладает значительной долей упрямства. Болезненно самолюбив. На штабную работу назначен быть не может — органически ее ненавидит». В ноябре 1935 года, когда в Красной армии ввели систему персональных военных званий, Рокоссовский получил звание комдива, а Жуков — на ступеньку меньшее звание комбрига.

По всему выходило, что Рокоссовский должен был опережать Жукова и дальше. Но в августе 1937 года в разгар «большого террора» в СССР началась антипольская операция НКВД, в рамках которой чекисты решили поставить крест на якобы имевшей место многолетней «фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической» деятельности разведки Польши.

Одной из первых жертв этой выкорчевки «польского подполья» и стал полководец-поляк. С 17 августа 1937 года по 22 марта 1940 года (то есть почти три года) Рокоссовкий находился в заключении, где его жестоко пытали.

Чекисты хотели заставить Рокоссовского оговорить себя, утверждая, что его завербовал для шпионажа в пользу Польши и Японии тот самый Адольф Юшкевич, который в 1917 году привел своего младшего боевого товарища в ряды большевиков. На самом деле Юшкевич погиб еще во время Гражданской войны, при штурме Перекопа. В попытках получить признательные показания или донос на сослуживцев, энкавэдэшники выбили Рокоссовскому девять зубов, повредили глаз, сломали молотком пальцы ног. Военачальника били по спине шомполами (стержнями для чистки и смазки оружия) и несколько раз имитировали его расстрел с помощью холостых выстрелов. Будущего маршала Победы этапировали в лагерь Воркута-Вом, где он работал денщиком (по сути, прислугой) у коменданта.

Шансы Рокоссовского выжить в застенках НКВД и лагере были близки к нулю. На момент ареста он находился в звании комкора (командира корпуса), которое в современной системе воинских рангов примерно соответствует званию генерал-полковника. В 1936 году в Красной армии имелось 62 комкора, а за 1937−1941 год арестовали 69 комкоров (ошибки здесь нет — такие звания присваивались и после 1936 года). Из 69 арестованных 58 расстреляли, четверо умерли в тюрьмах, а двое покончили жизнь самоубийством. Рокоссовский оказался в числе тех пяти счастливчиков, которым повезло вынести все пытки и издевательства и выйти из тюрьмы живым.

Возможно, что и его в конце концов расстреляли бы — или довели до самоубийства. Но выжить Рокоссовскому помогла начавшаяся Вторая мировая война, в ходе которой СССР в конце 1939 года напал на Финляндию. Зимняя война оказалась настолько провальной для Красной армии, что оставшиеся на свободе советские военачальники смогли убедить советского лидера Иосифа Сталина выпустить на свободу часть уцелевших коллег. За Рокоссовского ходатайствовал командарм 1-го ранга (и тоже будущий маршал) Семен Тимошенко. Во время службы Рокоссовского в Беларуси он командовал Беларусским военным округом — и неплохо знал своего подчиненного.

Рассказывают, что после освобождения в 1940 году Рокоссовский встретился со Сталиным. СССР к этому времени уже вовсю готовился к войне с Германией, и советский лидер стал задавать вопросы, знает ли военачальник немецкую современную военную доктрину, знаком ли он со структурой вермахта. «Нет, не знаком, ведь я же сидел», — ответил Рокоссовский. На что Сталин цинично пошутил: «Нашел время отсиживаться!»

Многие годы после этого Рокоссовский не расставался с небольшим пистолетом «браунинг», который всегда носил при себе, а на ночь клал под подушку. Своей дочке он сказал, что, если за ним придут снова, живым его не возьмут.

Главная операция в жизни — освобождение Беларуси

В начале немецкого вторжения в СССР Рокоссовский командовал 9-м механизированным корпусом, который дислоцировался в Западной Украине. Нельзя сказать, что с первого дня он показывал себя великолепным полководцем. Как и для всей Красной армии, для Рокоссовского начальный период советско-германской войны оказался крайне сложным. Его соединение участвовало в неудачном для РККА крупнейшем приграничном танковом сражении в треугольнике Дубно — Луцк — Броды, в котором немцы перемололи механизированные корпуса Юго-Западного фронта — и открыли себе дорогу на Киев.

Но Рокоссовский очень быстро учился воевать. В июле-августе 1941 года он умело командовал подвижной армейской группой Западного фронта, которая сдерживала немецкое наступление в Смоленской области и прорвала немецкое окружение вокруг 20-й и 16-й армий.

С августа 1941 по июль 1942 года полководец польско-беларусского происхождения командовал 16-й армией Западного фронта, которая стойко оборонялась и провела успешное контрнаступление в ходе битвы за Москву. Затем Рокоссовский командовал поочередно Брянским, Донским, Центральным, Беларусским, 1-м Беларусским, 2-м Беларусским фронтами. На этих должностях он участвовал в Сталинградской и Курской битвах, а позднее — в операциях на территории Польши и Германии. Именно войскам Рокоссовского сдался в Сталинграде немецкий фельдмаршал Фридрих Паулюс — командующий 6-й армией вермахта и один из авторов плана нападения на СССР «Барбаросса».

Впрочем, самой триумфальной для Рокоссовского стала операция «Багратион» по освобождению Беларуси, которая проходила летом 1944 года. По воспоминаниям правнучки Рокоссовского Ариадны, сам прадед называл ее «самой важной в жизни». Он командовал одним из четырех фронтов, принимавших участие в освобождении Беларуси, — 1-м Беларусским. Но именно ему принадлежал необычный замысел всей операции, в которой его фронт нанес главные удары сразу на двух направлениях — от Рогачева к Осиповичам и от Озаричей на Слуцк (как правило, главный удар у фронта в наступательных операциях должен быть один — чтобы не распылять силы на разных направлениях).

Вот как описывает спор своего прадеда со Сталиным Ариадна Рокоссовская: «Ставка раскритиковала его план, сказав, что двух главных ударов быть не может. Сталин трижды отправлял Рокоссовского подумать. В третий раз, когда ожидали от него ответа, в ставке царила мертвая тишина: в мыслях все с ним уже прощались. Однако будущий маршал настаивал на двух ударах. „Уверенность командующего — залог успеха операции“, — вынес вердикт Сталин. <…> Когда операция была утверждена, это был момент триумфа прадеда. Именно за нее он получил звание Маршала Советского Союза, а Сталин стал его называть „мой Багратион“».

Эта сцена, в которой Сталин несколько раз предлагает Рокоссовскому выйти из кабинета и «подумать, как следует», хорошо известна по книгам и фильмам. Если она действительно имела место в реальности, то от человека, уже побывавшего в энкавэдэшном аду, такое поведение требовало немалого мужества.

Почему Рокоссовский не брал Берлин?

Рокоссовский командовал 1-м Беларусским фронтом и после освобождения Беларуси. В полосу действий этого объединения к августу попала Варшава, которую Рокоссовский называл своей родиной. 1 августа 1944-го, когда войска фронта подошли к восточным предместьям города, польские патриоты начали здесь Варшавское восстание. Но Красная армия остановилась — и фактически дала немцам подавить выступление плохо вооруженных польских отрядов.

Подавляя восстание, нацисты жестоко расправлялись с мирным населением города — не менее 63 тысяч человек было расстреляно, а общее число погибших от расстрелов и боевых действий оценивается в 130−200 тысяч человек. В итоге немцы оставались в Варшаве до января 1945 года.

Этот эпизод в Польше часто ставят в вину Рокоссовскому — однако есть свидетельства (раз, два), что сам полководец планировал выбить немцев из Варшавы еще до середины августа 1944 года. И даже представил этот план Сталину — но тот приказал остановить наступление. Из дневника Рокоссовского известно, что его сердце разрывалось, когда он с другого берега Вислы видел горящий город, в котором вырос, прожил 16 лет и в котором жила его родная сестра. Но нарушить приказ Сталина он так и не решился.

По мере приближения 1-го Беларусского фронта Рокоссовского к границам Германии становилось понятно, что именно ему предстоит брать Берлин. Взятие столицы имеет огромное символическое значение. Для военачальника вступление подчиненных ему войск в столицу сильного, но поверженного противника — это триумф, вершина военной карьеры. Для Рокоссовского такой успех выглядел вполне заслуженной наградой.

Но в ноябре 1944 года Сталин отправил его командовать 2-м Беларусским фронтом, который действовал севернее, вдоль побережья Балтийского моря. Под командованием Рокоссовского фронт выбил немцев из Данцига и Штеттина (нынешних Гданьска и Щецина), а также с датского острова Борнхольм. Но из Варшавы немцев изгонял уже Жуков. А во время Берлинской операции Рокоссовский лишь ассистировал бравшему столицу Третьего рейха Жукову — сковывал крупные немецкие силы в Померании и Мекленбурге, не давая им отойти на помощь осажденным.

По мнению некоторых историков, причиной такой замены стала национальность Рокоссовского — Сталин не хотел, чтобы Берлин брал этнический поляк.

Поляк для русских, русский для поляков

После войны Рокоссовского назначили командовать Северной группой войск Советской армии, которая дислоцировалась в Польше. Штаб этой группировки располагался в Легнице, куда маршал привез свою семью из Москвы и сестру Гелену из Варшавы. Но в 1949 году Сталин (якобы по просьбе польского коммунистического руководителя Болеслава Берута) отправил Рокоссовского на должность министра национальной обороны Польской Народной Республики (ПНР). Одновременно военачальник получил звание маршала Польши. Прекрасно понимая подоплеку этого назначения, поляки грустно шутили: «Маршал Конев скоро почувствует себя чехом» (этот военачальник освобождал от немцев Чехословакию).

Шутили поляки и над постоянно приподнятой правой бровью Рокоссовского: «У него даже бровь приподнялась, потому что он задается вопросом, почему его сделали поляком». На самом деле приподнятая бровь была последствием травмы глаза, нанесенной чекистами в ходе пыток.

С польской точки зрения все эти события (размещение советских войск в Польше и назначение министром обороны иностранного полководца, пусть и этнического поляка) выглядят как элементы советской оккупации страны. Тем более что Рокоссовский со временем занял еще и посты заместителя премьер-министра и члена Политбюро Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) — то есть сталинский военачальник превратился в одного из самых влиятельных руководителей польского государства.

Используя свою власть, он занимался прежде всего интеграцией польской армии с военными структурами Советского Союза с целью использовать ее на стороне Москвы в случае конфликта между СССР и западными государствами. По настоянию Рокоссовского польское правительство тратило огромные деньги на закупку советского вооружения. При Рокоссовском армия Польши стала партийной, в ней усилились чистки, а местных офицеров начали заменять советские военспецы (из 56 генералов Войска Польского того времени 44 были прикомандированы из Красной армии).

Часть польских историков считает, что Рокоссовский как минимум частично ответственен за репрессии в отношении довоенного польского офицерства в новой армии ПНР. Наконец, во время «Познаньского июня» 1956 года именно Рокоссовский предложил Политбюро ПОРП отправить польскую армию для подавления восстания рабочих. В результате в Познани погибли 58 человек. Неудивительно, что за такие «заслуги» многие поляки откровенно возненавидели советского ставленника: осенью 1956 года по стране прокатились демонстрации с призывами к его отставке, а в Варшаве даже построили бутафорскую виселицу с его чучелом.

Однако более внимательный взгляд на польскую часть биографии Рокоссовского открывает более сложную картину. Так, вмешательство Рокоссовского спасло от смертной казни Антония Хеду — офицера Армии Крайовой, который в годы Второй мировой войны успешно партизанил против нацистов, а после прихода советских войск — и против них. В августе 1945 года партизаны под командованием Хеды атаковали тюрьму в Кельце, где освободили несколько сотен политических заключенных, в основном бывших бойцов Армии Крайовой.

Как рассказывал сам Хеда, во время его нахождения в тюрьме вскоре после назначения Рокоссовского министром обороны Польши его навестил адъютант маршала. Тот рассказал, что и сам он, и маршал Рокоссовский побывали в советских тюрьмах — и хотят помочь заключенному. Адъютант угостил офицера Армии Крайовой пивом, открыто побеседовал с ним о тяжелом положении Польши, о расстреле польских офицеров в Катыни. И запросил у него информацию, которая должна была смягчить приговор, — а именно данные о евреях и советских военнопленных, которых отряд Хеды спас в годы нацистской оккупации.

Через неделю начальник тюрьмы сообщил Хеде, что его смертный приговор заменили на пожизненное заключение. Официально это объяснялось тем, что член ЦК ПОРП Мечислав Мочар дал показания о переправке Хедой во время войны в Красную армию 40 советских военнопленных, бежавших из немецкого плена. В 1956 году Хеду освободили.

В 1950 году жертвой «чисток» в польской армии стал генерал Юзеф Куропеска — офицер с довоенным опытом службы. Его приговорили к смертной казни, и до 1955 года он ждал смерти в тюрьме. Но затем офицера освободили и снова позволили вернуться в армию. Впрочем, неприятности для Куропески на этом не закончились: сослуживцы сторонились еще недавно опального генерала и избегали общения с ним. Во время очередных учений к Куропеске подошел Рокоссовский и довольно громко, чтобы услышали все окружающие, сказал: «Надеюсь, вы скоро почувствуете себя хорошо и быстро придете в форму. Я это хорошо понимаю, потому что и сам там [в заключении] бывал».

Затем маршал пожал генералу руку и ушел. Как вспоминал Куропеска, этот момент стал поворотным в его карьере — теперь его никто не избегал, а сослуживцы больше не боялись открыто проявлять к нему сочувствие. Позднее генерал Куропеска сообщил Рокоссовскому, что генерал «старой» польской армии Виктор Томме, который в 1939 году командовал героической обороной Модлина, живет в бедности. Рокоссовский добился того, чтобы Томме получил военную пенсию и квартиру.

Не оставался Рокоссовский глухим и к просьбам обычных поляков. Как-то раз к нему на стол попала жалоба на генерала Болеслава Кеневича — такого же, как и он сам, выходца из советской армии. Кеневич присвоил себе приглянувшийся дом в престижном районе Варшавы Мокотуве и выселил из него жителей. Рокоссовский выгнал Кеневича в СССР, вернул дом владельцам и распорядился выплатить им компенсацию.

Интересные штрихи к портрету Рокоссовского добавлял и заместитель министра национальной обороны Польши Мариан Нашковский. Из его рассказов видно, что маршалу очень не нравились многие порядки в коммунистической Польше. Так, Рокоссовский искренне изумился, когда узнал о том, что Военно-шахтерский корпус Польши комплектуется «идеологически неблагонадежными» солдатами. Рокоссовский потребовал это изменить и пытался добиться этого через государственные органы — но ликвидировали эту организацию, использовавшую по сути рабский труд политзаключенных, лишь после его отставки — в 1959 году.

В январе 1955 года Рокоссовский как один из членов Политбюро ПОРП проголосовал за увольнение с должности министра общественной безопасности «польского Берии» — сталиниста Станислава Радкевича, одного из основателей карательных органов ПНР и организатора репрессий.

В 1956 году Рокоссовский покинул Польшу и вернулся в СССР, где занимал посты заместителя министра обороны и командующего Закавказским военным округом. Он был очень раздражен политической внутрипартийной борьбой в ПОРП и перед отъездом якобы даже сказал знакомым: «В Польше моей ноги больше не будет. Для поляков я всегда буду русским, для русских поляком». Но по самой Польше маршал очень скучал. Свое 70-летие он отмечал в польской военной форме, подписался на польские газеты, слушал польскую музыку. Посещая советские военные вузы, он всегда стремился поговорить на родном языке с учившимися там польскими офицерами.

По воспоминаниям родственников, Рокоссовский всегда считал себя поляком. Войдя в польское правительство, он попросил министра образования подготовить список книг, которые должен прочитать каждый поляк, — их читал он сам, а также его внук и, позднее, правнучка. Со внуком он разговаривал только на польском языке. В пятикомнатной квартире маршала в Москве царил настоящий культ Польши — висели герб с белым орлом, карта Польши, а в библиотеке была польская классика.

Хотя почти всю взрослую жизнь Рокоссовский провел в СССР, до самой смерти он не очень хорошо говорил по-русски, с сильным польским акцентом. Однажды в Кремле с Рокоссовским по-русски поздоровался приехавший по случаю очередной годовщины победы над нацистами генерал Войцех Ярузельский. Рокоссовского это очень возмутило: «Говори со мной по-польски, я такой же поляк, как и ты».

Маршал двух народов умер в августе 1968 года. Он очень хотел, чтобы его похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве рядом с могилами жены и дочери. Но вопреки воле Рокоссовского урну с его прахом захоронили в Кремлевской стене.

Нужен ли памятник Рокоссовскому в Минске?

Конечно, по-хорошему, решать этот вопрос должен не Александр Шпаковский, а сами минчане. В первую очередь — жители того района, где такой памятник теоретически может появиться. Но учитывая обстоятельства, при которых в Минске появился конный памятник вообще никак не связанному с Беларусью Александру Невскому, можно предположить, что и в случае с Рокоссовским мнения минчан никто не спросит.

Тем не менее следует признать, что памятник Рокоссовскому в столице Беларуси будет выглядеть куда уместнее, чем тот же монумент Невскому на Старовиленском тракте. И тем более чем памятник еще одному беларусскому поляку Феликсу Дзержинскому, виновному в развязывании красного террора и гибели огромного числа невинных людей.

Маршал родился в Беларуси в польско-беларусской семье, в довоенное время командовал здесь кавалерийской дивизией, а во время Второй мировой разработал и привел в действие блестящий план по освобождению Беларуси от немцев в ходе операции «Багратион».

Став жертвой сталинских репрессий, Рокоссовский продемонстрировал завидные человеческие качества, не оговорив никого из товарищей даже под страшными пытками (хотя многие из них свидетельствовали против него). А в годы войны зарекомендовал себя не только умелым стратегом, но и человечным военачальником, который по мере возможности старался беречь солдатские жизни. Нет, он не был мягкотелым — и летом 1941 года доставал из кобуры пистолет, останавливая бегущих от немцев солдат. Но он умел поддерживать дисциплину без мата и рукоприкладства.

Примером для подражания можно назвать и патриотизм Рокоссовского. Служа СССР, он до конца дней горячо любил другую страну, которую считал своей родиной, — Польшу. Хотя в самой Польше отношение к маршалу, мягко говоря, очень противоречивое, пройти мимо этого факта не получится. Представляя в Варшаве интересы СССР, Рокоссовский по мере возможности пытался помогать офицерам довоенного Войска Польского и даже Армии Крайовой — той самой, могилы которой разрушают современные беларусские власти.