Коронация — главное событие в жизни любого монарха, закрепляющее его право на престол, подтверждающее мандат Всевышнего и демонстрирующее всем и вся, что отныне перед вами не простой смертный, а человек, осененный благодатью, к которому надо и относиться соответственно, пишет Русская служба Би-би-си.
После нее у короля как бы появлялось второе, духовное тело, юрисдикцией над которым обладал только Господь Бог.
Англичане и шотландцы, правда, к коронованным монархам относились не с таким пиететом, как, допустим, французы с испанцами, и свергали их за милую душу, делая вид, что даже насильственная смерть помазанника не так ужасна, как может показаться на первый взгляд.
К коронациям, однако, все относились довольно серьезно, справедливо считая, что приличия и традиции надо соблюдать, хотя бы для того, чтобы не дать потенциальным претендентам повода к восстанию.
Тем не менее история Британских островов знает несколько примеров, когда на коронациях или непосредственно перед ними что-то пошло сильно не так.
Вильгельм Завоеватель, или У страха глаза велики
Были ли у Вильгельма Нормандского права на английскую корону или нет, вопрос второстепенный, потому что у саксонского короля Гарольда Годвинсона их, честно говоря, вообще не было.
После того как Эдуард Исповедник испустил дух, не оставив наследников, престол оказался соблазнительно свободным.
Гарольд быстренько пристроил корону на свою голову, утверждая, что сам король передал ему власть, вроде бы под тем предлогом, что он был братом королевы и вообще совершил много полезных и важных дел на благо государства.
Корона, однако, на голове его продержалась недолго — немногим более 200 дней.
В 1066 году в знаменитой битве при Гастингсе он был убит каким-то нормандским воином. Ну, а победивший Вильгельм незамедлительно поспешил в Лондон, чтобы формально утвердить завоеванное право на английский престол.
Коронация Вильгельма была назначена на Рождество того же 1066 года и стала первым событием такого рода в Вестминстерском аббатстве. Относительно настроений подданных новоиспеченного короля можно только гадать, но сам Завоеватель чувствовал себя не слишком уютно.
На всякий случай он окружил аббатство своими нормандскими солдатами, вокруг которых толпились коренные простонародные англосаксы. Их знатные соотечественники — разумеется, те из них, кто выразил готовность полностью подчиниться новой власти, — толпились внутри собора.
Поначалу все шло парадно и торжественно, и вершившие службу епископы из политкорректности говорили и по-английски, и по-французски, чтобы продемонстрировать, что новый король не забывает своего нормандского происхождения, но и признает саксонскую самобытность.
А вот дальше стало интересно.
В соответствующий момент епископ в соборе обратился к собравшимся с традиционным вопросом, признают ли они нового короля. Толпившиеся в соборе гости радостно закричали: мол, да, признают, и с удовольствием.
К сожалению, кричали они так громко, что солдаты, охранявшие собор снаружи, решили, что подлые англосаксы устроили восстание и хотят порешить их герцога еще до того, как он стал королем. Не придумав ничего лучшего, они подожгли близлежащие дома. Часть собравшихся поглазеть на нового короля смердов возмутились и уже без шуток набросились на солдат.
Публика в соборе, увидев в дверях зарево и унюхав дым пожарища, перепугалась и не слишком верноподданнически бросилась наутек, создав в дверях давку и оставив, надо думать, бешеного от злобы Вильгельма наедине с представителями церкви.
Так они уютно, почти по-семейному и возложили корону на чело Завоевателя при совершенно пустом зале.
Есть мнение, что судорожное строительство замков по всей покоренной стране, которое незамедлительно начал новый английский король, как раз и объяснялось страхом, испытанным им во время коронации, и желанием обезопасить свое англо-нормандское величество от истинных и воображаемых врагов.
Задачу он эту выполнил с блеском, оставив после себя около 500 оборонительных сооружений в Англии и Уэльсе.
Роберт Брюс, или Коронация впопыхах
У короля — освободителя шотландцев от английского ига Роберта Брюса права на шотландскую корону были. Но были они не только у него.
После того как коварный английский король Эдуард I сместил предыдущего короля шотландцев Джона Баллиоля, престол на какое-то время остался свободным. Правление осуществлялось из Лондона и во многом руками шотландской знати, которая далеко не всегда вела себя патриотично.
Но некоторые шотландцы, особенно шотландское духовенство, хотели от английской опеки избавиться.
У духовенства была на то очень уважительная причина (и я не настаиваю, что патриотизма там не было вообще): английские священнослужители были гораздо в большей зависимости от своего короля, нежели шотландские. Так что менять большую свободу на меньшую им не хотелось.
Двумя главными претендентами на как бы вакантный трон (Эдуард вообще-то считал, что он занят им самим) были сам Брюс и прозванный «Рыжим» Джон Комин. Последний был в более близком родстве с низложенным Баллиолем, нежели Брюс, но, будучи человеком принципиальным, хранил верность королю предыдущему и о короне не думал. Или думал, но не вслух, и до поры до времени никаких действий не предпринимал.
Как бы то ни было, но Комин с Брюсом вели какие-то переговоры, то ли по поводу того, кто из них должен стать королем, то ли решали, нужен ли вообще Шотландии свой король, или все можно оставить как есть. В конце концов они договорились о личной встрече, которая была назначена на 10 февраля 1306 года в одной из монастырских церквей города Дамфрис.
Точно, что там произошло, мы не в курсе, но более-менее все историки согласны с тем, что:
- претенденты встретились в напряженной обстановке;
- у них возникли разногласия;
- когда Брюс церковь покинул, Комин в ней остался, причем был он тяжело ранен.
Есть и такая версия, что, узнав, что Комин все еще жив, Брюс вернулся и его дорезал или послал своего двоюродного брата и соратника Роджера Киркпатрика довести дело до конца.
После смерти Комина Брюс оказался в интересном положении: стать королем он не мог без благословения церкви, а она считала убийство в святом месте страшным грехом, за который полагалось отлучение.
Поэтому вспыльчивый Брюс подставил не только себя, но и одного из своих главных сторонников, епископа Глазго Уишарта, который, кстати, был гораздо более последовательным защитником шотландских свобод, нежели будущий король.
Почтенному церковнослужителю не осталось ничего другого, кроме как отпустить Брюсу его грехи, как было сказано, «освободить его для того, чтобы тот мог получить свое наследие».
Этим он обеспечил поддержку всего шотландского духовенства, хотя Папа Римский Климент V все равно Брюса от церкви отлучил. Возможно, время для коронации было совершенно неподходящим, но делать было нечего, потому что если бы этого не сделали сразу, то не смогли бы сделать уже никогда — хотя бы потому, что родственники и сторонники убитого Комина намеревались мстить.
Скорее всего, Уишарт был не в восторге от поведения своего протеже, но состроил хорошую мину при плохой игре и помог организовать коронацию.
Брюс был провозглашен королем Шотландии 25 марта 1306 года в Скуне, но церемония была весьма скомканной и далеко не торжественной. Кроме того, на ней отсутствовали все драгоценности короны и даже Скунский камень, главный атрибут шотландских коронаций, потому что все эти священные предметы Эдуард экспроприировал и увез в Лондон.
Народу тоже было всего ничего, поскольку многие представители шотландской знати были сторонниками либо свергнутого Баллиоля, либо — убиенного Комина.
В конечном итоге Брюс англичан все-таки разгромил, но не сразу и пролив огромное количество как английской, так и шотландской крови.
Анна Болейн, или Народ безмолвствует
У Генриха VIII было, как нам отлично известно, шесть жен. По поводу первой вопросов никаких нет. Она была дочерью испанских монархов Изабеллы и Фердинанда, происходя, таким образом, из одной из самых авторитетных королевских семей Европы.
Ее право на корону никем не оспаривалось, поэтому не было ничего более естественного, нежели ее совместная коронация с мужем в Вестминстерском аббатстве при большом стечении знати и народа.
А вот со второй женой любвеобильного короля дело обстояло далеко не так очевидно.
Развод Генриха с Екатериной был воспринят в штыки и европейскими монархами, со многими из которых она состояла в родстве, и простым английским народом, который, во-первых, уважал прежнюю королеву за благочестие и заботу о бедных, а во-вторых, считал, что король мог бы вести себя и поприличнее и не выставлять свою любовницу на всеобщее обозрение, и уж точно не увенчивать ее грешное чело короной.
Генриху же, который сильно рассчитывал, что его новая жена родит ему долгожданного сына, позарез требовалось показать всем и вся, что она является самой что ни на есть законной королевой, а ее еще не родившийся ребенок (Анна была на пятом месяце беременности) станет самым что ни на есть законным наследником.
В общем, спасибо ему за это, иначе не было бы у Англии Елизаветы I со всем, что принесла названная ее именем эпоха.
Однако никакие приготовления, никакие потраченные на коронацию средства так и не смогли растопить сердца скептически настроенных подданных.
Лондонцы получили возможность взглянуть на женщину, которая умудрилась поменять религию страны и порядок престолонаследования, а Анна — посмотреть на народ, королевой которого она стала.
Возможно, она рассчитывала на триумф, но вот его-то как раз и не получилось.
Если верить рассказам очевидцев, то публика провожала ее угрюмыми взглядами и издавать приветственные крики, а также почтительно снимать головные уборы не торопилась. Вроде бы Анна потом даже пожаловалась августейшему супругу: «Сир, — сказала она, — город мне понравился, но слишком много шапок оставались на головах и слишком многие рты оставались безмолвными».
Судя по другим свидетельствам, народ взирал на нее с любопытством, не выражая ни особой враждебности, ни особого почтения — тоже, прямо скажем, не самый лучший прием для будущей королевы.
Как бы то ни было, но корона на голове не спасла Анну от палаческого меча на шее, и последние дни жизни она провела в тех же покоях лондонского Тауэра, в которых ожидала своей коронации.
Последующих четырех жен Генрих уже не короновал.
Георг IV, или Женам вход воспрещен
19 июля 1821 года к Вестминстерскому аббатству подъехал экипаж, из которого вышла богато одетая женщина и потребовала, чтобы ее впустили внутрь. Аббатство было окружено солдатами со всех сторон, а во всех дверях стояли специально подобранные мускулистые охранники, которым был дан приказ не пускать никого, у кого не было бы специального пригласительного билета.
Эти строгости были вполне объяснимы, потому что в этот день должна была состояться коронация короля Георга IV, который до этого много лет исполнял роль принца-регента при своем душевнобольном отце Георге III.
Женщина сказала, что билет ей не нужен, потому что она… является супругой короля и королевой-консортом и приехала она для того, чтобы занять полагающееся ей место и получить корону рядом с мужем. И что же вы думаете? Ее все равно не впустили.
Чтобы объяснить, как королевская семья дошла до жизни такой, надо вернуться на несколько лет назад, когда уже независимый от короля парламент потребовал, чтобы принц женился.
Принц-регент, прозванный Принни, очень любил женщин, карточные игры и вкусно поесть. Все эти развлечения требуют денег, и к 1810 году его долги составляли устрашающую сумму в 630 тыс. фунтов стерлингов (порядка 63 млн в современном эквиваленте).
Парламент сказал, что выплатит его долги, но только в том случае, если он образумится, женится на подходящей в династическом отношении девушке и произведет законного наследника или наследницу.
Парламенту, в общем-то было все равно, потому что для стабильности корону надо было кому-то передавать, а ни один из многочисленных детей Георга III так и не удосужился размножиться приемлемым для страны образом.
Почему в жены Георгу выбрали толстую, некрасивую и не слишком озабоченную личной гигиеной Каролину Брауншвейгскую, сказать трудно. Политически она подходила по всем параметрам, но парламентарии как-то забыли, что для производства наследника принцу придется находиться с нею в довольно близких отношениях.
Увидев невесту, Георг пришел в ужас и пил не просыхая три дня до свадьбы, а непосредственно после венчания злоупотребил спиртным так, что свалился в камин в пьяном ступоре и пролежал там всю ночь. Как бы то ни было, но одного ребенка эта парочка родить сумела, после чего благополучно рассталась.
Все бы ничего, но Каролина особым целомудрием не отличалась (впрочем, осуждать ее за это язык не поворачивается) и куролесила по всей Европе, пока ее оставленный муж не стал королем. А поскольку официально развестись супругам так и не удалось, формальная королева вполне могла заявиться на коронацию и потребовать своей доли славы.
Георг же приказал ее просто в собор не пускать. Физически не пускать, если понадобится.
Каролина попробовала проникнуть внутрь по очереди через три двери. В двух ей сказали, что, мол, извините, ваше величество, но мы вас никак пустить не можем, потому что у вас билета нету. Третью же перед ее носом просто захлопнули.
Тогда Каролина попробовала пробраться к месту коронации через палату лордов, но ее не пустили и туда.
Несостоявшейся королеве пришлось удалиться, хотя собравшаяся у собора толпа простолюдинов провожала ее одобрительными криками. Дело не в том, что они сильно любили королеву, а в том, что сильно не любили нового короля. Что, правда, не помешало ему торжественно отпраздновать свою коронацию, а поскольку его любовь к роскоши никуда не делась, то и истратить на нее кучу денег.
Интересно, не стали ли бы мы свидетелем повторения этой истории, если бы принцесса Диана была по-прежнему жива?