В последние годы сотрудники белорусских силовых ведомств часто записывают и публикуют в интернете «покаянные» видео, на которых задержанные граждане под давлением оговаривают себя. Эти массовые самооговоры, по мнению психиатра Сергея Попова, являются проявлением психологической защиты, когда мозг переключается в режим обеспечения выживания и перестает мыслить категориями далекого будущего. Главная задача — избежать издевательств, насилия или других угроз здесь и сейчас. Современная Беларусь — далеко не первая и не единственная страна, пользующаяся такой практикой: силовики в диктатурах очень часто прибегают к «добыче» признаний в преступлениях под давлением и пытками. Мы собрали несколько подобных примеров из сталинского СССР, Камбоджи, Ливии и Ирана.
Признание — главное доказательство?
Законодательство не случайно ограничивает возможность правоохранительных органов добиваться самообвиняющих показаний от подозреваемых. Допрашиваемые люди, будучи в руках силовиков, могут согласиться с обвинениями в свой адрес или даже выдумать какое-то преступление, чтобы прекратить свои страдания или вывести из-под возможного удара своих близких.
Из-за этого древний принцип римского права «признание — царица доказательств» уже давно считается ошибочным. Ведь это самое признание может быть вырвано у обвиняемого под пыткой. На этот недостаток признания в своих трудах указывал даже один из организаторов сталинских репрессий Андрей Вышинский, который, разумеется, в практической работе без стеснения его использовал.
Признания, полученные под давлением, широко использовались средневековыми судами для получения доказательств — в том числе и печально известной инквизицией. Но к концу XVIII века под влиянием идей Просвещения принудительно полученные признания стали превращаться в пережиток прошлого. Если целью дознания и суда является установление объективной истины о преступлении и настоящее правосудие, то пытки — явно не лучший помощник. Ведь с их помощью можно добиться от невиновных людей любых, даже самых фантастических признаний (их примеры мы и приведем ниже).
Крест на признаниях, полученных под давлением, казалось, поставила Всеобщая декларация прав человека, которую большинство стран мира приняло в 1948 году. Пятая статья этого документа содержит прямой запрет на пытки, жестокое, бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. Впрочем, несколько стран (в том числе СССР и БССР как его часть) при голосовании по декларации воздержались, а в Советском Союзе даже за попытку ее распространения можно было попасть в психбольницу.
К сожалению, и в XXI веке силовики во многих странах мира не гнушаются использовать принуждение (насилие, пытки, запугивание, угрозы в отношении близких) для добычи признательных показаний. А где-то, как в Беларуси, даже не стесняются демонстрировать результаты таких действий в форме «покаянных» видео.
Но начнем мы наш обзор с первой половины XX века.
Бесславный конец Ежова: признался во всем, вплоть до гомосексуальности
Использование самооговоров, добытых с помощью принуждения, пыток и истязаний, широко использовалось в сталинском СССР, причем с санкции самого руководителя советского государства. Часто следователи еще до процесса дознания получали указание, что какой-то человек является врагом народа — и тогда в их задачу входило не установление факта преступления, а лишь выбивание признания. Один из самых ярких примеров использования самооговора для вынесения расстрельного приговора — дело против одного из организаторов массовых чисток второй половины 1930-х годов.
Николай Ежов, возглавивший НКВД СССР в 1936-м, руководил сталинскими репрессиями в их самый страшный период — то есть в 1937—1938 годах. В это время он был одним из самых могущественных советских руководителей. Вокруг него пропаганда создавала «культ Ежова» — человека, беспощадно уничтожавшего врагов народа. Его портреты печатались в газетах, художники рисовали плакаты со «стальными Ежовыми рукавицами», а поэты писали о нем стихи (автор примера — казахский поэт-акын Жамбул Жабаев, слово «батыр» у монгольских и тюркских народов означает «герой», «доблестный воин»):
«Я славлю батыра Ежова, который,
Разрыв, уничтожил змеиные норы,
Кто встал, недобитым врагам угрожая,
На страже страны и ее урожая».
В это время в СССР расстреливали в среднем по полторы тысячи человек в день.
В конце 1938 года Ежов попал в опалу. На смену ему пришел новый главный чекист Лаврентий Берия, а сам Ежов угодил на скамью подсудимых. Разумеется, бывший нарком не был безгрешным человеком. Помимо организации массовых репрессий, на его счету были многочисленные злоупотребления служебным положением и изнасилования. По свидетельству авиаконструктора Александра Яковлева, Иосиф Сталин так рассказывал об истинных причинах отлучения Ежова от власти и последующей казни: «Ежов — мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли».
Но для советского народа нужно было предоставить более солидное обоснование расправы над недавним героем пропаганды. Поэтому Ежов был обвинен в:
- изменнических, шпионских связях с Польшей, Германией, Англией и Японией;
- участии в шпионско-террористической организации;
- руководстве антисоветским заговором в НКВД;
- контактах с нелегальной военно-заговорщицкой организацией в Красной армии;
- подготовке государственного переворота (путча);
- подготовке террористических акций против руководителей коммунистической партии и правительства во время демонстрации на Красной площади в Москве.
Кроме того, в обвинительном заключении отмечалось, что бывший нарком совершал акты мужеложства (гомосексуальных отношений), «действуя в антисоветских и корыстных целях».
Допрашивали Ежова его вчерашние подчиненные — старший лейтенант государственной безопасности Анатолий Эсаулов и капитан госбезопасности Борис Родос. По отзывам многих очевидцев, эти сотрудники НКВД отличались жестокостью. Вдобавок из последнего слова самого бывшего наркома известно, что Берия обещал сохранить ему жизнь, если он во всем сознается. Под пытками и в надежде на спасение Ежов признался следователям во всех инкриминируемых преступлениях, в том числе в каравшемся в СССР мужеложстве.
Правда, на суде он попытался сдать назад и заявил, что все эти показания были выбиты под давлением. Подкрепив эти слова аргументом о том, что он не мог быть польским шпионом из-за того, что начал работу на должности наркома с разгрома польских шпионов в советской разведке, Ежов признал себя виноватым лишь в том, что «почистил» (то есть уничтожил) лишь 14 тысяч чекистов. Вдобавок он назвал врагами народа маршалов Семена Буденного и Бориса Шапошникова, уже упоминавшегося генерального прокурора Андрея Вышинского и наркома (министра) иностранных дел Максима Литвинова. На обвинение в морально-бытовом разложении Ежов ответил так: «Я не отрицаю, что я пьянствовал, но я работал как вол».
Осудили и расстреляли Ежова тайно — информация об этом не публиковалась в газетах. В 1940 году в народе появились слухи об исчезнувшем главном чекисте — якобы он либо сошел с ума и сидит на цепи в сумасшедшем доме, либо повесился, прикрепив себе на грудь табличку с надписью «Я — г***о». Распространяли их бывшие подчиненные Ежова.
Туол Сленг: признания в сотрудничестве с ЦРУ и КГБ, доносы на знакомых
С 1975 по 1979 год власть в Камбодже удерживал диктаторский коммунистический режим, сторонники которого известны как «красные кхмеры». В этот период Кампучия (так революционеры переименовали свою страну) была эталонно тоталитарным и репрессивным государства. Кхмеры преследовали этнических вьетнамцев, мусульман, горожан, интеллектуалов (к числу которых относили людей, носивших очки для зрения) и многочисленных других «врагов народа». Устроенный ими геноцид привел к гибели около двух миллионов человек — то есть примерно четверти населения страны.
Одним из кампучийских конвейеров смерти стало здание школы в Пномпене, известное сейчас как Туол Сленг (в переводе с кхмерского — «Холм ядовитых деревьев»). «Красные кхмеры», намеренно «откатывавшие» свою страну в средневековье, не испытывали особой необходимости в учебных заведениях и перепрофилировали школу в тюрьму-концлагерь для инакомыслящих. Всего таких «учреждений» в стране было не менее 150 — по крайней мере, по одному на каждый административный район.
С 1975 по 1979 год через Туол Сленг прошло не менее 18 тысяч человек, выжить из которых удалось единицам. Единовременно в лагере содержалось 1000−1500 граждан. В первые месяцы это были люди, связанные с государственными структурами предыдущих камбоджийских властей: чиновники, военные, врачи, учителя, а также студенты, рабочие заводов, монахи, инженеры. Позже, когда чистки добрались и до самих красных кхмеров, сюда стали попадать партийные активисты и члены их семей.
По прибытии в тюрьму заключенных фотографировали, записывали биографические данные, раздевали до нижнего белья, а их имущество конфисковывали. После этого людей отправляли в камеры, где их приковывали кандалами к бетонному полу или стенам. Спали они на бетонных полах безо всяких постельных принадлежностей, разговаривать друг с другом и с охранниками заключенным запрещалось. Каждое утро в 4.30 происходил осмотр, во время которого надсмотрщики проверяли, не ослабли ли кандалы и не спрятали ли заключенные предметы, которые могли бы использовать для самоубийства.
Уже само пребывание в тюрьме было пыткой. Заключенных ужасно кормили (несколько ложек риса и суп из листьев пару раз в день), зато могли заставить есть фекалии и пить мочу. Жуткая антисанитария приводила к вспышкам кожных и других заболеваний.
Но весь этот кошмар был лишь прелюдией к допросам, на которых из заключенных выбивали признания в любых преступлениях, которые приходили в голову тюремщикам. Заключенные под пытками рассказывали о своем сотрудничестве со спецслужбами Вьетнама, американским ЦРУ и советским КГБ (несмотря на то, что кхмеры были коммунистами, они негативно относились к СССР, который отошел от сталинской политики). Кроме того, из них обязательно «выбивали» имена мнимых сообщников, которые позднее пополняли ряды заключенных. Некоторые из полученных таким образом списков содержали сотни имен.
Система пыток в Туол Сленге была отработана и позволяла получать практически любые признательные показания. Заключенных избивали, мучали электрическим током, обжигали раскаленным металлом, резали ножами, душили полиэтиленовыми пакетами. Для получения признательных показаний использовались выдергивание ногтей, поливание открытых ран алкоголем и удерживание головы под водой. Женщины-заключенные подвергались изнасилованиям.
Хотя некоторые заключенные умирали уже в ходе пыток, такой их исход не приветствовался: правосудие красных кхмеров нуждалось в признаниях. Впрочем, не менее 100 человек погибло от рук врачей лагеря, которые проводили над заключенными разнообразные медицинские эксперименты — например, удаление внутренних органов без анестезии или откачивание крови.
В среднем заключенный в Туол Сленге жил от двух до трех месяцев. После получения признаний в заговорах и изменах и составления списков сообщников узников вывозили за город и забивали насмерть железными прутьями, кирками, мачете и другим самодельным оружием.
Как болгарские медсестры признались в том, что заражали ВИЧ ливийских детей
В ноябре 1998 года в детской больнице Эль-Фатих ливийского города Бенгази произошло массовое заражение детей вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ). По официальным данным, заболели 393 ребенка, из которых за год (к октябрю 1999 года) 23 умерло. В 2007 году число заразившихся детей оценивалось в 460, а умерших — в 56.
Вероятно, все это стало результатом далеко не идеального состояния ливийской медицины. Французский вирусолог Люк Монтанье, открывший в 1983 года ВИЧ, в 2002 году посещал эту больницу и рассказывал, что был потрясен действиями персонала, который не стерилизовал иглы и не изолировал инфицированных. Да и в целом ситуация с ВИЧ в Ливии была настолько плохой, что в 1998—2000 годах страна просто не предоставляла статистику о числе случаев заболевания в международные медицинские организации.
Но в Ливии тех лет правил Муаммар Каддафи. Случай мог нанести ущерб репутации его режима, и диктатору срочно понадобились виновные. В этой роли выступили 16 иностранных (филиппинских, польских, венгерских, болгарских и палестинских) врачей, медсестер и административных сотрудников больницы. Всех их обвинили в подрыве системы здравоохранения Ливии, а семерых (болгарского врача, пять болгарских медсестер и палестинского интерна) — в убийстве. Еще девять медиков-ливийцев, в том числе директор больницы и заместитель министра здравоохранения получили обвинения в сокрытии информации о зараженных детях, из-за чего якобы заразились 19 матерей инфицированных детей. Позднее круг подозреваемых сузился до пяти болгарских медсестер и палестинца.
Если бы ливийские власти обвинили медицинских «гастарбайтеров» в халатности, возможно, это и выглядело бы более-менее правдоподобно. Но болгарских медсестер и палестинского интерна представили в роли чудовищ, умышленно заразивших ливийских детей ВИЧ по поручению американского ЦРУ и израильской спецслужбы Моссад.
Чтобы моральный облик «убийц» лучше соответствовал этому дьявольскому образу, трех медсестер и палестинца вдобавок обвинили в сексуальных отношениях вне брака, а одну из болгарок — в том, что она снабжала палестинца алкоголем. Якобы это позволило подчинить его волю и заставить участвовать в преступлении. Позднее под удар ливийского правосудия попал и муж одной из медсестер, приехавший в Ливию поддержать супругу — его задержали и обвинили в незаконном обороте валюты.
В 1999 году состоялся первый суд над задержанными медиками, которые, находясь под следствием, признали свою вину в заговоре против ливийского государства. Однако в итоге дело было закрыто, так как суд не получил других доказательств вины, а сами подсудимые на процессе заявили, что признание вины было получено под пытками. Тем не менее медсестры и интерн остались под стражей.
В 2003 году второй суд рассмотрел новые обвинения в заражении детей ВИЧ, к которым добавилось «нелегальное тестирование медикаментов». На этот раз шестерых медицинских сотрудников приговорили к смертной казни. При этом суд проигнорировал исследование итальянского и французского микробиологов, которые осмотрели более 200 инфицированных детей и пришли к выводу, что вирус в больнице начал распространяться по крайней мере за полгода до прибытия болгарских сотрудников в клинику Эль-Фатих. Кроме того, на сей раз было отклонено заявление о пытках в отношении подозреваемых.
По словам самих медиков, самыми тяжелыми были первые три месяца заключения, когда их держали в одиночных камерах и пытали, подвешивая веревками за руки и ноги. Также на них натравливали собак. Больше всего досталось палестинскому интерну, которого пытали девять месяцев. В это время его избивали, не давали спать, накачивали наркотиками и били током. А после принудили подписать заявление, что с ним обходились хорошо.
Тем не менее в 2005 году по жалобе адвокатов Верховный суд Ливии признал наличие грубых ошибок в ходе расследования и направил дело на пересмотр, а обвиняемыми стали уже полицейские, которые пытали медиков (силовиков в итоге оправдали).
В 2006 году ливийский суд в третий раз рассмотрел дело и повторно приговорил иностранцев к расстрелу. Однако на сей раз власти страны заявили, что освободят медсестер, если Болгария выплатит компенсацию по 10 миллионов евро за каждого зараженного ребенка (тогда их число оценивалось в 426). Болгария отказалась выплачивать 4,26 миллиарда евро, сославшись на то, что такая сделка означала бы фактическое признание вины медиков.
В 2007 году размер компенсации был уменьшен до 1 миллиона долларов за ребенка. Необходимые 460 миллионов долларов собрали в специальном фонде, средства в который поступили из 31 источника, в том числе из Чехии, Катара и Болгарии. Кроме того, Франция пообещала переоборудовать больницу в Бенгази. Формально ливийские власти заменили расстрел на пожизненное заключение и разрешили направить заключенных для отбывания наказания на родину, в Болгарию (к этому времени болгарское гражданство получил и палестинец). Уже через час после прибытия в страну президент страны Георгий Пырванов помиловал их, и они вышли на свободу, проведя в заключении 8 лет.
В 2011 году, после свержения Каддафи, стало известно, что дело было сфабриковано по его указанию.
«Покаянные» видео из Ирана
Сложившаяся в Беларуси практика «покаянных» видео очень похожа на ту, что используется как минимум с середины 2000-х годов в Иране. В 2004 году журналист и блогер Омид Мемарян был задержан силовиками Исламской Республики по обвинению в пропаганде против государства и распространении дезинформации путем написания статей для газет и нелегальных интернет-сайтов. В тюрьме Мемаряна подвергли пыткам и принудили к признанию вины, которое записали на видео и показали по национальному телевидению.
Еще один задержанный по аналогичному обвинению иранец, Розбеха Миребрахими, рассказал на суде о методах, которые иранские следователи используют для того, чтобы принуждать обвиняемых к публичному признанию вины.
«После 60 дней одиночного заключения и жестокого обращения следователь сообщил мне, что меня отпустят, если я подпишу признание и публично оглашу его. На следующий день после моего освобождения меня вызвали в офис [генерального прокурора] господина [Саида] Мортазави, и он сказал мне: „Освобождение ваших друзей зависит от публикации вашего письма с признанием. Если вы этого не сделаете, их не выпустят, а вас мы снова посадим“. Я был вынужден отправить письмо с признанием моей вины, которое продиктовал Мортазави, в информационные агентства», — сказал он.
Читайте также
