Белорусские силовики постоянно зазывают уехавших из-за давления или угрозы репрессий вернуться в страну и покаяться, обещая отпустить домой, где можно «спать спокойно». Однако некоторые люди, поверившие в такие обещания или просто обманутые силовиками, затем оказываются за решеткой. Этот сюжет далеко не новый: именно так почти сто лет назад заманивали в СССР политических эмигрантов. Вот только те истории и вовсе закончились расстрелами. Рассказываем подробности.
Правительство в изгнании
Белорусские политические эмигранты первой половины прошлого века появились после событий 1918−1921 годов. Сначала в ночь с 24 на 25 марта 1918 года была провозглашена независимость Белорусской народной республики. Увы, но БНР по ряду причин просуществовала меньше года. Например, ее руководство так и не смогло создать свою армию (хотя такие попытки неоднократно предпринимались). А без оружия в руках защитить интересы страны от агрессоров с запада и востока тогда было нереально.
В конце 1918-го территорию Беларуси заняли большевики, провозгласившие позже БССР. Рада БНР — высший государственный орган республики — уехала на запад: сначала в Вильну, затем в Гродно, после чего в Каунас. Ее представители предпринимали отчаянные попытки реализовать идеи демократической республики на практике. В разное время они безрезультатно пытались опереться на Польшу и республики Балтии, которые в межвоенный период смогли восстановить свою независимость. Однако все эти попытки провалились.
Как итог, Варшава вместе с Москвой поделили белорусские земли. В 1921-м западная часть нашей страны вошла в состав Польши, на востоке была восстановлена БССР. Представители Рады БНР переехали в Прагу — они не смогли договориться с Литвой из-за статуса Вильны. Кроме того, белорусские эмигранты находились и в других крупных эмигрантских центрах: Берлине, городах Польши и Литвы.
Советскую власть серьезно напрягало наличие за границей эмигрантов, ведущих активную деятельность. Это касалось не только белорусов. Например, в 1930-м советские агенты похитили и убили (возможно, перед этим доставив в СССР) Александра Кутепова, лидера Русского общевоинского союза (РОС). Этот генерал настаивал на активной борьбе с большевиками, а агенты РОС даже осуществили взрыв партийного клуба в Ленинграде (современный Санкт-Петербург).
Белорусские эмигрантские структуры были слабее, они не могли себе позволить такие операции — да и в целом не имели военных структур. Но все же с правовой точки зрения структуры БНР имели легитимность. Истоки Народной республики — в созыве Первого Всебелорусского съезда (1917), который избрал ее Раду. В свою очередь из состава последней был избран Исполком Рады, который и провозгласил БНР. А вот большевики никакой популярности в Беларуси не имели (красных поддерживали преимущественно военные, находившиеся на территории нашей страны), их режим был насажден силой. Поэтому они хотели уничтожить альтернативный центр власти.
Амнистии в СССР и Беларуси
Начали с малого — с амнистии, объявленной 11 июля 1923 года в третью годовщину взятия Минска (тогда оттуда выбили поляков). Под нее подпадали члены национальных организаций, политические и культурные деятели, которые в прошлом присоединились к «контрреволюционным организациям», а затем объявили о лояльном отношении к советской власти.
Факт амнистии был частью двух процессов.
Первого — собственно белорусского. В стране началась белорусизация (официально была объявлена в следующем году, но на практике проводилась и раньше): расширялось употребление родного языка, на него переводились школы, выпускалось больше книг, чиновников обязывали знать местный язык. В 1924 году прошло первое укрупнение БССР — возвращение части отторгнутых в пользу России территорий с городами Витебском и Могилевом.
Второго — общесоветского, в рамках которого объявлялись амнистии по всему СССР. Например, в августе 1923 года — по ней среди прочего прощались рабочие и крестьяне, осужденные в административном порядке «за участие в движении против советской власти, вовлеченных вследствие своей несознательности и не являющихся инициаторами, организаторами и активными руководителями», а также граждане, осужденные за нелегальный переход границы (за исключением тех, кто обвинялся в шпионаже, контрабанде и так далее).
Правда, большинство лидеров белорусской эмиграции так и не вернулись из-за границы, узнав об амнистии 1923 года. Исключение — Аркадий Смолич, народный секретарь (министр) просвещения в первом правительстве БНР. Впрочем, он переехал в Минск еще за год до этого с разрешения властей. Остальные продолжали оставаться за рубежом.
Ликвидация БНР и помощь в 7,3 тысячи долларов
Тогда в игру вступили спецслужбы. Партийное руководство поставило перед ними цель ликвидировать Раду БНР. Для этого за границу отправили белоруса Александра Ульянова, которого назначили сотрудником советского посольстве в Польше. Этот дипломат и разведчик убеждал эмигрантов распустить Раду и вернуться домой. Впрочем, не только он один. Драматург Франтишек Олехнович пересказывал в книге «У капцюрох ГПУ» свой диалог с Петром Метлой, делегатом польского сейма — последний симпатизировал СССР и только что вернулся из поездки в Минск.
— Ну, i як там у Менску?
— Гм… О!.. Ого!..
— Узапраўды?
— О, яшчэ як!
— Далiбог?..
— Эге!..
— Беларускiя школы?
— Тысячы! Уся савецкая Беларусь пакрыта густой сеткай школ…
— Беларускiх?
— Беларускiх.
— Унiвэрсытэт?
— Беларускi.
— Выдавецтва?
— О! Тыраж кнiжкi даходзiць колькiдзесят тысячаў… Госiздат плацiць вялiзныя ганарары… Зьявiлася шмат маладых выдатных талентаў…
— Што вы кажаце!
— Ага!
— Тэатр?
— О, тэатр!.. Каб вы бачылi!.. Каб вы былi ў тэатры!.. Тэатр!.. О-го-го!
— Рэпэртуар?
— Арыгiнальны i перакладны. Зьявiлася шмат беларускiх п’есаў: «Кастусь Калiноўскi», «Каваль-ваявода», «Вiр», «На Купальле»…
— Акторскiя сiлы?
— Ой-ой-ой!.. А якiя пастаноўкi!.. Дэкарацыi… балет… аркестра…
— Ну?
— Кажу вам.
Некоторые призывы переехать в Минск падали на благодатную почву. В Западной Беларуси продолжалась политика полонизации, ни о какой автономии этой территории в составе Польши речи не шло. А в БССР, казалось бы, в сфере образования и культуры реализовывали на практике идеи, за которые ранее боролись представители БНР.
В октябре 1925 года в Берлине была созвана Вторая Всебелорусская конференция. Деньги на ее проведение дал Советский Союз. В результате закулисных интриг со стороны советских спецслужб и лично Ульянова правительство БНР во главе с Александром Цвикевичем передало на этой конференции свои полномочия правительству БССР и признало Минск «единым центром национально-государственного возрождения Беларуси».
Юридической силы принятый документ не имел. Еще до начала конференции Петр Кречевский, председатель Рады БНР, убедил трех министров подать в отставку, чтобы «иметь свободными руки для защиты белорусской государственности». Это было сделано не случайно. Андрей Чернякевич, автор книги «БНР. Триумф побежденных» цитировал позднейшее высказывание Кречевского: «До самого момента созыва конференции <…> никто не знал, что это будет за конференция и кто на самом деле на нее приедет. Не было известно даже, за чей счет она созывается». Поэтому министры присутствовали в Берлине как частные лица.
В любом случае Президиум Рады БНР решение о сложении полномочий не поддержал. Кречевский решение конференции не признал, сохранив государственную печать и архив республики. Но в контексте этого текста важно другое: тем представителям БНР, что выступили за «самоликвидацию», разрешили вернуться. Вот как это было отражено в документах белорусской компартии:
Выписка из протокола № 67 закрытого заседания Бюро ЦК КП (б)Б о Берлинской конференции и дальнейшей работе А.Ф. Ульянова
22 октября 1925 г.
I. Слушали: Информацию А.Ф. Ульянова о конференции в Берлине.
Постановили:
1. Признать, что:
а) исход конференции подтвердил правильность позиции бюро ЦК КП (б)Б, занятой им в этом вопросе;
б) т. Ульянов выполнил целиком и полностью директивы бюро ЦК КП (б)Б в деле проведения конференции.
<…>
5. Разрешить въезд в БССР Головинскому, Цвикевичу, Прокулевичу и Зайцу. Оказать поддержку Головинскому и Цвикевичу по 430 долларов.
Между тем 430 долларов по тем временам были огромной суммой. В переводе на современные деньги это примерно 7,3 тысячи долларов.
Немного позже, в 1926-м, в Минск вернулся драматург Франтишек Олехнович, в 1927-м — Вацлав Ластовский, в прошлом — премьер-министр БНР.
«Бронік, куды ты ідзеш?!»
Среди возвращенцев меньше всех — но лишь первоначально — повезло уже упоминавшемуся Франтишку Олехновичу. 23 декабря 1926 года он получил советское гражданство, а уже 1 января 1927 года был арестован и обвинен в шпионаже в пользу Польши. Просьбы к властям освободить драматурга (свои подписи под обращением поставили в том числе Янка Купала и Якуб Колас) не помогли. Олехнович получил 10 лет и был отправлен на Соловецкие острова.
Там он пробыл шесть лет. В 1933-м его вернули в Москву.
«Сустракаючыся з новымi вязьнямi, якiя прыбывалi ўсьцяж у нашую камару, я даведаўся ад iх аб новых спосабах допытаў у ГПУ. У першыя гады пасьля майго арышту фiзычнага прымусу пры допытах ня было. Бiлi адно толькi на пагранiчных пастанях ГПУ. Цяпер гэта робiцца пры допытах даволi часта — нават у Маскве», — писал он в книге «У капцюрох ГПУ». К остальным товарищам Олехновича по несчастью, арестованным позже, уже применялись пытки.
Тогда Олехновича поменяли на Бронислава Тарашкевича, арестованного в Польше лидера Белорусской крестьянско-рабочей громады (популярной партии, запрещенной польскими властями). Драматург вспоминал в своей книге церемонии обмена: «Я ўжо вырозьняваў (адрозніваў. — Прим. ред.) твары людзей, якiя да нас падыходзiлi. Наперадзе йшоў нейкi высокi мужчына ў цывiльнай вопратцы. Зь iм — з двума палiцыянтамi па бакох — той, каго польскi ўрад абменьваў на мяне: Бранiслаў Тарашкевiч. У гэты мамэнт я адчуў ня толькi духовы (духоўны. — Прим. ред.), але й фiзычны кантраст памiж намi. Вязень „капiталiстычнага гаспадарства“ меў на сабе <…> капялюш, добра скроенае восеньскае палiто, беззаганна вычышчаныя боты… Савецкi вязень iшоў у старэцкiм падзёртым кажуху на салавецкiм бушлаце».
По легенде, когда они пожали друг другу руки, Олехнович спросил у Тарашкевича: «Бронік, куды ты ідзеш?!»
Олехнович был убит неизвестными в 1944 году в Вильнюсе. Но большинство тех, кто поддался уговорам и переехал в СССР, даже не дожили до этой даты.
Тарашкевич работал в Международном аграрном институте в Москве. Его арестовали в 1937-м. По одной версии его расстреляли, по другой — замучили до смерти на допросах. Свидетелем его последних дней стал детский писатель Станислав Шушкевич, отец будущего руководителя независимой Беларуси.
Шушкевич-старший сидел в одной из камер минской тюрьмы, а в соседней услышал настойчивый стук. «Мы не ведалі турэмнай азбукі: але польскі камуніст пачаў запісваць кончыкам абгарэлай запалкі размову чалавека з суседняй камеры. Той назваў сябе Браніславам Тарашкевічам, сказаў, што яго катуюць, вымагаюць падпісаць „фальшыўкі“. Тарашкевіч прастукаў, што ён, пэўна, не застанецца жывым, на плячах мае акрываўленыя рубцы, да якіх прыліпае кашуля…», — вспоминал Шушкевич.
Кстати, был арестован и расстрелян и Петр Метла, советовавший Олехновичу вернуться в Советский Союз (сам он попал туда, как и Тарашкевич, по обмену заключенными).
Судьбы отцов БНР
Аналогично сложились судьбы и создателей Белорусской народной республики.
Вацлав Ластовский после возвращения работал директором Белорусского государственного музея, организовывал этнографические экспедиции, во время одной из которых нашел крест Ефросинии Полоцкой. Стал академиком Академии наук Беларуси. В 1930-м его арестовали и выслали в Саратов. В 1938-м арестован второй раз и в том же году расстрелян.
Александр Цвикевич работал в Народном комиссариате (министерстве) финансов, Институте истории Академии наук. Написал книгу «Западно-руссизм: Нарысы з гісторыі грамадзкай мысьлі на Беларусі ў XIX і пачатку XX в.». В 1930-м арестован и выслан в Россию, в 1937-м арестован второй раз и расстрелян.
Александр Головинский, вместе с Цвикевичем получивший деньги от СССР, работал в хозяйственных структурах. В 1930-м также был арестован. Его дальнейшая судьба неизвестна.
Тот же путь — работа в советских учреждениях, арест в 1930-м, высылка — повторили Владимир Прокулевич и Лявон Заяц, фигурировавшие в постановлении о «роспуске» БНР. Первого расстреляли в 1938-м, второй умер в тюрьме во время следствия в 1930-м.
Такая же судьба была характерна для сотен других белорусов.
«Неаднойчы, лежучы ўвечары на нарах, гутарыў я з маймi суседзьмi. У гэтай усьцяж пераменнай хвалi вязьняў сустрэў двух землякоў, родам зь Вiльнi, работнiкаў iз шкляное гуты, былых грамадаўцаў (членов Громады — партии, которую возглавлял Тарашкевич. — Прим. ред.). Зачараваныя мiражом „сацыялiстычнага будаўнiцтва“, яны перайшлi мяжу, перакананыя, што знойдуць тут сваю другую „работнiцкую бацькаўшчыну“, а знайшлi вастрог, пасьля чакаець iх канцэнтрацыйны лягер i ўрэшце — ссылка некуды на работы на далёкай поўначы, што ня лепш за жыцьцё ў лягеры. Цяпер вочы ў iх расчынiлiся, яны шкадавалi свайго кроку, клялi агiтатараў, тужлiва ўспамiналi родную Вiльню. Ня раз гутарыў я з работнiкам з Лодзi, былым камунiстам, якi прыехаў у СССР гэтак сама нелегальна зь нейкай paботнiцкай дэлегацыяй на нейкiя савецкiя ўрачыстасьцi. Дэлегацыю, ясна-ж, прыймалi вельмi добра. Гэта яму спадабалася. Калi iншыя паехалi назад, ён застаўся. Прыхадзень з Захаду, не асвоены з савецкiм рэжымам, ён пачаў лiшне голасна выказваць свае крытычныя ўвагi. Дык трапiў у вастрог i цяпер, лежучы побач са мной на нарах, кляў камунiзм i камунiстых, чакаючы на далейшы свой лёс. Спаткаўся я i з дэзэртырам iз польскага войска — з аднаго з падвiленскiх палкоў: той таксама шкадаваў свайго кроку. Спозьненыя жалi!» — вспоминал Франтишек Олехнович.
Впрочем, такой финал ждал не только их. Был репрессирован, а затем расстрелян Александр Ульянов, так настойчиво заманивавший в БССР белорусов из-за границы. А еще практически все довоенные руководители компартии и спецслужб республики, которые сами организовывали репрессии в БССР. Ведь карательной машине было совершенно не важно, кто попадет в ее жернова.
Читайте также
