Перед началом войны Владимир Путин заявил, что Беларусь и Украина не должны быть самостоятельными, суверенными государствами. Так, в частности, пересказал свой разговор с ним немецкий канцлер Олаф Шольц. Высказывание, приписанное им российскому президенту, полностью вписывается в концепцию «русского мира», так популярную в соседней стране. Еще до вторжения в Украину российский президент опубликовал статью «Об историческом единстве русских и украинцев» (в ней по сути отрицается право Украины на свое государство), большинство тезисов из которой можно перенести и на Беларусь. Объясняем, где российская элита недоучила историю и в какой момент развитие наших стран пошло по совершенно разным направлениям.
Киевская Русь и самостоятельность Полоцка
С IX века на территории современных Беларуси, России и Украины (а также частично Польши и стран Балтии) существовала Киевская Русь — средневековое государство. Уточним, что этот термин придумали в XIX веке, а на тот момент такого названия не существовало. Да и наций в современном понимании этого слова еще не было.
Но уже тогда наблюдалось соперничество между тремя центрами: Киевом, Полоцком и Великим Новгородом. Главным городом определенно был Киев. Если верить летописи, еще в 882 году князь Олег (тот самый герой «Песни о вещем Олеге», павший от укуса змеи) сказал, что Киев «будет мать городам русским».
Править в этот городе мечтали практически все русские князья. А вот полоцкие стремились к самостоятельности и практически не претендовали на Киев. Единственное исключение — Всеслав Чародей, семь месяцев бывший на престоле в теперешней столице Украины, но в конце концов в 1069-м бежавший на родину. И это было не эмоционально-сиюминутное решение. Когда в 1097-м в городе Любеч (теперь поселок городского типа на украинской Черниговщине) собрался важный съезд князей (именно там определили формат передачи в наследство земельных владений), Всеслав просто на него не приехал.
Но все же говорить в то время о расколе между предками будущих белорусов, украинцев и русских нет никаких основании. Во-первых, как мы уже говорили, тогда еще не было наций. Во-вторых, Туровское княжество, находившееся на юге современной Беларуси, в тот период подчинялось Киеву.
Монгольское иго и борьба за собирание Руси
Первая большая развилка, определившая различия в развитии между Беларусью и восточными соседями, случилась в ХIII веке. В 1237−1241 годах на Киевскую Русь напали монголы. Более половины (49 из 74) известных древнерусских городов были разорены.
На территории современной России (точнее, на ее значительной части) и большей части Украины (кроме запада — Галичины, Волыни и Закарпатья) утвердилось монгольское иго. Это не значит, что захватчики с востока поселились в русских городах. Там продолжали править свои князья, признавшие власть хана. Тот давал им ярлыки (грамоты), позволяющие властвовать в своем или чужом княжестве. Также ханы могли судить князей и их чиновников (многие из них поплатились жизнью). Русские княжества выплачивали монголам дань, часто участвовали в военных операциях Орды.
Наиболее удачно в новую систему встроилась Москва. Вместе с Тверью она боролась за ярлык на Владимирское княжество — самое могущественное в северо-восточной Руси, победила и стала лидером этого региона.
А вот на землях современной Беларуси монгольского ига никогда не было (на наших предков было совершено лишь несколько крупных набегов). Населявшие страну люди стали жителями Великого княжества Литовского — белорусско-литовского государства. Впрочем, его создание еще не означало решительного поворота на Запад. Между Вильной, ставшей второй столицей ВКЛ после Новогрудка, и Москвой развернулась борьба за земли, когда-то входившие в состав Киевской Руси. Первоначально инициатива принадлежала именно нашим предкам. Великий князь литовский Ольгерд трижды совершал походы на Москву и один раз даже осаждал ее. Именно этот правитель присоединил к ВКЛ большую часть территории Украины — благодаря этому на этих землях монгольское иго продолжалось всего 120 лет (в большинстве других регионов Руси оно длилось в два раза дольше).
На Запад или на Восток
В это же время возникла другая историческая развилка. Основной угрозой для ВКЛ были рыцари Тевтонского ордена (или крестоносцы). Свои походы они обосновывали необходимостью борьбы с неверными: великие князья, возглавлявшие ВКЛ, а также часть населения этой страны оставались язычниками (другие были православными). Орден не получалось победить без внешней помощи. Кроме того, само наличие в центре Европы языческого государства было нонсенсом для того времени и мешало выстраивать отношения с соседними странами — поголовно христианскими. Оставалось выбрать союзника, а вместе с ним веру и вектор дальнейшего развития.
Первоначально предпочтительным выглядело восточное направление. В 1383—1384 годах великий князь Ягайло, сын Ольгерда, вел переговоры о браке с дочерью московского князя Дмитрия Донского. Потенциальный договор между ними предусматривал крещение языческой части населения ВКЛ в православие. С аналогичным предложением вышли и поляки. Но их ставка была более высокой: Ягайло пригласили стать мужем польской королевы Ядвиги и взойти на польский трон, крестив страну в католичество. Москва же власть в своем княжестве не предлагала.
По условиям Кревской унии, подписанной в 1385-м между ВКЛ и Польшей, Ягайло де-юре возглавил два отдельных государства. На практике же в Великом княжестве скоро стал править его двоюродный брат Витовт. Вместе они победили крестоносцев при Грюнвальде и ликвидировали тевтонскую угрозу. Витовт также продолжал активную политику на востоке. В начале ХV века граница между двумя странами находилась в 200 км на запад от Москвы.
Но быть центром собирания русских земель и одновременно союзником Польши Вильна не могла. В выборе между Западом и Востоком наши предки выбрали Запад.
Пять веков в разных цивилизациях
Как итог, на протяжении пяти веков — с XIII до XVIII — предки будущих белорусов и русских развивались в разных системах координат. Сперва два с половиной столетия московская часть Руси жила под монгольским игом (его финалом традиционно считался 1480 год), затем оставалась под влиянием его последствий.
Можно долго спорить, какими были отношения элиты наших соседей с монголами. В советское время ученые доказывали, что представители Москвы боролись за освобождение страны. Современные историки чаще говорят о взаимовыгодном сотрудничестве. Вторая версия выглядит более логичной — тем более что Москва неоднократно использовала силы монголов для нейтрализации своих соперников. Но в любом случае такое продолжительное иго не могло не повлиять на общество.
Российская государственность во многом сформировалась под влиянием монгольской деспотии и авторитаризма. Их носители заблокировали альтернативные пути развития этой страны. Например, Новгород и Псков, в отличие от других городов современной России, не подверглись разорению, хотя и платили монголам дань. Если остальные русские земли были феодальными княжествами, то эти города — республиками, своеобразными аналогами городов балтийского Ганзейского союза и Италии (Генуи и Венеции). Их бояре занимались предпринимательством, торгуя с Европой. Но в конце ХV — начале ХVI века обе республики насильственно включили в состав Московского государства.
Проскочив несколько исторических развилок, Россия взяла курс на самодержавную власть монарха. Взятая на вооружение концепция «Москва — третий Рим» обосновывала исключительность России. Она предполагала, что страна становится преемницей собственно Рима, а также Константинополя (современного Стамбула) — центров, соответственно, Римской и Византийской империй. При таком подходе о равноправном союзе с нашей страной не могло идти речи. «Третий Рим» мог лишь покорять соседние народы и страны — что и произошло на востоке (например, Казанское ханство), а затем и дальше, в Сибири.
ВКЛ — часть Европы
В свою очередь ВКЛ (затем ставшая частью федерации под названием Речь Посполитая) развивалась в русле европейских традиций. В Москве бояре были низведены до роли княжеских слуг, в ВКЛ элита — магнаты и шляхта — со временем получали все больше вольностей (да и в целом власть монарха постепенно стала ограничиваться). Заграничные титулы вроде князей Священной Римской империи получала знать — например, представители рода Радзивиллов.
Монархов, правивших на наших землях, признавали в Европе, они были в родстве с европейскими династиями. Правители России стали заключать такие браки лишь в XVIII веке.
В ВКЛ крупные города имели широкую автономию (знаменитое Магдебургское право), в России этого не было и в помине.
В Великом княжестве Литовском жили люди разных вероисповеданий, в Москве полностью доминировало православие. При этом у наших предков церковь была влиятельным институтом, а в России государство его подчинило. Некоторые из этих характеристик проявляются и в наши дни.
Технологические новинки также приходили на восток с опозданием. Первая книга на территории ВКЛ появилась в 1522-м: Франциск Скорина опубликовал в Вильне «Малую подорожную книжицу» (за несколько лет до этого он напечатал первые книги на старобелорусском языке в Праге). На территории современной России это случилось лишь спустя четыре десятилетия, в 1564-м — Иван Федоров и Петр Мстиславец, уроженец белорусского Мстиславля, издали «Апостол», в следующем году — «Часослов», после чего первопечатники, подвергавшиеся гонениям со стороны духовенства, были вынуждены уехать как раз в ВКЛ.
На территории современной Беларуси проходили общеевропейские процессы (например, Реформация и Контрреформация), развивалось европейское образование (открывались иезуитские коллегиумы, существовавшие в других странах Европы), закреплялись европейские художественные направления и архитектурные стили: романский, готика, ренессанс. В России всего этого не было. С европейским влиянием в сфере культуры она полноценно столкнулась лишь в ХVIII веке.
Особенный контраст виден в сфере высшего образования. На территории ВКЛ в 1576-м появилась Острожская академия (в украинском Остроге; правда, она просуществовала 65 лет, после чего закрылась), спустя три года — Виленская академия, позже преобразованная в университет.
В России первое высшее учебное заведение — Славяно-греко-латинская академия — появилась лишь в 1687-м, то есть через сто с лишним лет. Первый российский вуз — Академический университет, существовавший в структуре Академии наук, — открылся в 1724-м. Правда, студентов туда пригласили из… Германии. Спустя два года после открытия в нем обучалось лишь восемь человек. Позже число студентов шло на десятки, но никогда — на сотни. Между тем в Виленском университете еще в середине ХVII века появился факультет права — то есть студентов в нем было так много, что можно было открывать отдельные направления.
Многочисленные войны между двумя государствами — 1487−1494, 1500−1503, 1507−1508, 1512−1522, 1534−1537 и 1561−1570 и другие — это лишь часть конфликтов, в которых Россия практически во всех случаях выступала агрессором. Сам факт их наличия может показаться типичным для того времени: между собой воевали почти все европейские страны. Но перечисленные противостояния стали отражением борьбы между представителями разных стран, все дальше расходившихся друг от друга. Так, ученый Арнольд Тойнби выделял в своей работе «Изучение истории» западную и русскую цивилизации.
Добавим, что именно в период ВКЛ сформировался старобелорусский язык. Вместе с нашими предками в этой стране, а затем в федеративной Речи Посполитой находились и украинцы — вот почему языки этих народов намного ближе друг к другу, чем к русскому.
Под властью Петербурга
Предки современных белорусов и русских стали жить вместе в одной стране лишь в конце XVIII века — в результате трех разделов Речи Посполитой белорусские земли вошли в состав Российской империи. Спустя век с лишним это государство рухнуло, но большевики реинкарнировали его на основе коммунистической идеологии — так появился Советский Союз.
Итого под властью Петербурга или Москвы мы жили два века, без него — пять с половиной. Эта простая арифметика объясняет, почему страны в итоге оказались такими разными. С другой стороны, существование под властью восточных соседей на протяжении столь долгого времени позволяет понять, почему степень влияния России на Беларусь остается такой серьезной. Ключевых причин две: репрессивная политика, проводимая властями — те обращались с Беларусью как с колонией, а также формирование белорусской нации именно в это время.
Сперва поговорим о репрессиях. Петербург насильно ликвидировал униатство (религиозное направление, в котором православные, сохранив свои обряды, признали власть папы римского). В конце XVІІІ века к нему принадлежало большинство населения современной Беларуси.
Был закрыт Виленский университет (1832), а затем Горы-Горецкий земледельческий институт (1864), после чего в Беларуси не было ни одного высшего учебного заведения. До начала XX века не было ни одной школы с преподаванием на белорусском. До того же времени запрещалось печатание книг на родном языке на латинице. А подавляющее большинство книг на кириллице не пропускала цензура.
В официальных документах Беларусь называлась «Северо-Западным краем», отрицалось существование белорусов как отдельного народа.
Власти силой подавили восстания 1794, 1830−1831 и 1863−1864 годов. Репрессии после последнего оказались особенно жестокими. Белорусское национальное движение было отброшено на годы назад. Спустя 20 лет оно стало возрождаться снова. Но теперь ставило перед собой уже задачу не возрождения ВКЛ или Речи Посполитой, как во времена восстаний, а хотя бы автономии Беларуси в составе России.
Причина в том, что именно в XIX веке вопреки всем обстоятельствам происходило и формирование белорусской нации. В условиях выжженной земли, репрессивной политики и отказа от проведения даже ограниченных буржуазных реформ (они начались в целом в Российской империи, но территорию Беларуси почти не затронули — во многом как раз из-за боязни властей «откручивать гайки») именно Петербург воспринимался центром образования, культуры, экономической и политической жизни. Интеллектуальная элита нации во многом ориентировалась на Россию (другого в результате массовой русификации и быть не могло).
Репрессии Москвы
Формирование нации в годы, когда ее территорию контролировала Россия, еще не означало обязательную неудачу национального проекта. В конце концов в империи находились Литва, Латвия и Эстония, провозгласившие после падения монархии независимость и создавшие — пусть и на 20 лет между мировыми войнами — свои государства.
Но ряд факторов (запоздалое развитие белорусского национального движения, отсутствие национальной буржуазии из-за «закрученных гаек») привели к тому, что идея независимости была лишь провозглашена (речь о Белорусской народной республике, появившейся в 1918-м), но на том этапе не смогла победить.
В результате белорусы так и не вышли из сферы влияния Москвы. Их политика, реализуемая в формате Белорусской советской социалистической республики (БССР), позже ставшей частью СССР, не была самостоятельной. Проводимый в 1920-е годы курс на белорусизацию сменился в последующие десятилетия русификацией.
Параллельно с этими процессами шли репрессии. По оценкам российского исследователя Вадима Эрлихмана, за годы Красного и Большого террора в Беларуси были уничтожены 230 тысяч человек. Из них были казнены и убиты 60 тысяч, погибли в тюрьмах и лагерях 120 тысяч (последняя цифра входит в общее число людей, заключенных в тюрьмы и лагеря — 600 тысяч), погибли в ссылке 50 тысяч (последняя цифра входит в общее число людей, высланных из республики — 250 тысяч). Общее число репрессированных по этой графе — 910 тысяч.
Но счет жертв страшной сталинской эпохи на политических репрессиях не заканчивается. Отдельной графой идет коллективизация 1929−1933 годов — преобразование мелких единоличных крестьянских хозяйств в крупные общественные. В итоге этого процесса были созданы колхозы, куда насильно сгоняли крестьян, забирая у них имущество, а несогласных высылали. По подсчетам Эрлихмана, всего по Беларуси было раскулачено 350 тысяч крестьян, из них 50 тысяч погибли. Вероятно, сюда можно включить не только события во время самой коллективизации (крестьяне массово ей сопротивлялись), но и голод, вспыхнувший в начале 1930-х. Он известен как Голодомор, ставший одним из последствий коллективизации.
Впрочем, исследование украинского Института демографии и социальных исследований, которое опиралось на статистические данные и современные методы демографического статистического анализа, дает еще большие цифры. По нему от голода в Беларуси (точнее, в ее восточной части, ведь западная тогда входила в состав Польши) умерли 67,6 тысячи человек. Эти цифры выше, чем дает российский исследователь. Причем речь в данном случае идет только о Голодоморе, без привязки ко всей коллективизации.
Добавим еще несколько важных моментов. В истории нашей страны были два межвоенных десятилетия, когда Западная Беларусь находилась в составе Польши. Это было время национального гнета и выкачивания из региона ресурсов (поляками он воспринимался как сырьевой придаток). Но одновременно белорусы жили в европейской, пусть и авторитарной стане, с рыночной экономикой, выборами в парламент и другими атрибутами западного мира. Это дало определенный запас прочности белорусскому национальному движению. У россиян такого периода (а также выборов, свободного рынка и много другого) не было, после 1917-го частью европейской цивилизации они могли себя ощущать, пожалуй, лишь в девяностые.
Кроме того, Москва — после короткой послереволюционной передышки — не отказалась от имперской политики. В научной среде до сих пор идут дискуссии о том, считать ли СССР колониальным проектом. Как отмечал в своей лекции доктор исторических наук Сергей Абашин, «многие формы отношений [в СССР] действительно носили колониальный характер, но советское время не сводилось к колониальным отношениям, а содержало в себе другие элементы». Тем не менее неравенство между различными территориями (все решения принимались в Москве), захват нашей страны военным путем, элементы культурного неравенства (центральная власть проводила массовую русификацию, уничтожала памятники белорусской архитектуры, расстреливала и репрессировала представителей национальной интеллигенции) позволяет говорить об элементах колониальной политики.
В советские годы власти развивали в Беларуси экономику, науку, образование (правда, преподавание на белорусском языке неуклонно сворачивалось), культуру (правда, поддержкой пользовались лишь те ее формы, которые не противоречили линии партии). Но ключевые чиновники утверждались исключительно в Москве. БССР никогда не проводила самостоятельной внешней политики. Факт существования отдельной от России Беларуси не отрицался — но ее развитие виделось лишь в рамках Союза.
Неудивительно, что инерция таких подходов до сих пор доминирует в Кремле, а также в российском обществе, испытывающем сейчас классический постимперский синдром — типичную реакцию на распад старой империи. Разница с другими странами в том, что Британия и Франция, столкнувшиеся с аналогичными проблемами, к тому моменту были демократическими государствами. Россия — авторитарная страна, продолжающая оставаться империей.
Будь Беларусь Россией, последней не понадобилось так настойчиво, жестко и жестоко утверждать свое влияние на наших землях и пытаться сделать их частью своей страны, а затем и «русского мира». Впрочем факт такого многолетнего сопротивления позволяет надеяться, что Беларусь справится и с нынешними испытаниями.
Читайте также
