В последние пару лет белорусские художники и музыканты очень метко отражают в искусстве то, что чувствуют многие. Сначала в связи с событиями в Беларуси, а теперь и с войной в Украине. Один из них — известный художник и дизайнер Владимир Цеслер, чье искусство, благодаря игре контекстов и сопричастности к актуальным событиям, нередко становится вирусным. Сейчас белорус живет на Кипре и ведет непубличный образ жизни. Поговорили с ним о творчестве, его актуальности и роли в тяжелые времена, переезде и изменившемся Минске. В своих рассуждениях Цеслер немногословен, но его замечания, как и плакаты, с одной стороны, передают самую суть, с другой — дают возможность подумать и попытаться прочитать смысл между строк.
«Бывает ощущение бесполезности, если ничего не меняется»
— В прошлом году вы продали на digital-аукционе работу «Лимончелла». После этого выставляли там что-то еще?
— На самом деле, ее выставлял не я, а мои друзья. Так как я в этом ничего не понимаю, решил пока в этом не участвовать.
— В целом современное искусство, в том числе цифровое, ценится по достоинству?
— Как Бог на душу положит. Наверное, это зависит от того, сколько вложено в рекламу.
— Чем в основном сейчас занимаетесь?
— Заниматься работой нет возможности, потому что для этого нужно оборудование. А у меня его пока нет. Так что занимаюсь всем по чуть-чуть, в основном делаю графику.
— Это можно назвать искусством?
— Как показывает практика, искусством можно назвать все что угодно.
— Вы регулярно публикуете новые работы. Что и кто вас вдохновляет?
— Мое творчество — это отзыв на то, что происходит вокруг, что меня волнует.
— А что волнует больше всего?
— Да все, что происходит вокруг. Это очень широкий вопрос, который мы не раскроем в коротком разговоре.
— Без чего или по каким причинам вдохновение иссякнет?
— Иногда делаешь, чтобы обратить на что-то внимание, но есть ощущение бесполезности занятия из-за того, что ничего не меняется.
— Наверное, ничего не меняется в моменте. Но вклад в какого-то рода изменения или в настроение людей все же есть…
— Я этого не знаю, потому что не вижу глаза зрителей и мало с кем на эту тему беседую.
— Это на вас влияет?
— В общем-то, нет. Каждый художник ведь понимает, что он из себя представляет. Не больше и не меньше. Я давно обратил внимание, что ругают или хвалят больше не за саму работу, а за что-то другое.
Да и рано или поздно ты понимаешь, что это не так важно.
— Важней высказаться?
— Наверное, да. У тебя внутри ведь что-то есть, почему и ради чего ты это делаешь.
«Я мало приспособлен к жизни, а творчество — это то, что получается»
— Вы когда-то говорили, что для того, чтобы привлечь внимание современного человека в искусстве или рекламе, его надо шокировать. До сих пор так думаете?
— Вот не знаю. Сегодня уже мало чем можно шокировать.
— Потому что достаточно шоков в реальности?
— Да, в ней шока как раз больше.
— Чем тогда можно привлечь внимание зрителя?
— На этот вопрос все хотели бы знать ответ. Но я его не знаю.
— Вы обращали внимание, что в вашем творчестве больше всего вызывает отклик у людей?
— Часто это что-то совершенно неожиданное. Бывает, мне думается, что это будет одна работа, а оказывается, что нет — получает больше внимания другая. Сложно предугадать, что произведет впечатление, ведь люди очень разные, у каждого свой темперамент, характер, все по-разному мыслят.
— Как к вам приходят образы, которые потом становятся новыми произведениями? Это какие-то долгие размышления или, скорее, моменты озарения?
— Не думаю, что это связано с долгими размышлениями. Сложно, скорее, найти тему, о которой говорить. А остальное — дело техническое. Когда у меня спрашивают, как у меня это происходит, отвечаю, что я больше ничего не умею делать. Я вообще мало приспособлен к жизни. А мое творчество — это то, что получается. Вот и все.
— У творческих людей голова никогда не отключается, они пропускают через себя все, что происходит вокруг, смотрят на условную лампу и в своей голове объединяют ее с экскаватором. У вас тоже так: вы все время представляете и видите какие-то образы или надо сконцентрироваться, сесть, поработать, чтобы они родились?
— Не надо концентрироваться, не надо работать. Они возникают как-то сразу. Причем это происходит в миллисекунды. Знаете, как тот сон перед пробуждением, о котором говорят, что он длится всего доли секунды, а кажется, что это целое событие, которое длится долго. Так и тут все происходит очень быстро. Но для того, чтобы этот образ потом исполнить — вот это уже рутина: ты ищешь подходящий способ, смотришь, что у тебя есть под рукой.
— У вас есть работы, которые вселяют надежду, есть те, что иронизируют над реальность. Это оптимизм и ирония, которые в вас есть, или вы просто их хотите выразить с какой-то целью?
— Это такой способ мышления. Думаю, он мне достался от моей бабушки.
А еще у меня был приятель Вячеслав Дубинка (белорусский художник и фотограф. — Прим. ред.), который занимался всем на свете: фотографировал, вырезал из бумаги, пробовал себя как писатель и журналист. В его рассказах всегда были надломленные и грустные судьбы, как у человека, с которым судьба обходилась достаточно жестоко. Но говорил он всегда весело и с тонкой иронией. Мне это было очень близко.
— Как думаете, умение смотреть на реальность с иронией облегчает восприятие происходящего вокруг?
— Наверное, да.
«Вернуться в прежний Минск уже никогда не придется»
— Времена сейчас сложные, но, если смотреть в историческом контексте, интересные. Это хороший период для творческого человека?
— Знаете, на этот вопрос тоже многие бы хотели ответить. Я думаю, не для всех, но для некоторых — да. Возможно, некоторые закрываются и не могут в этот период ничего делать. А кто-то — наоборот. Мы видим, что музыканты творят в это время и столько написано интересного.
Если говорить о комфортных условиях, то знаете, как говорят, что художник должен быть голоден. Но многие наоборот говорят, что им важен комфорт. Я не говорю, что должен быть именно полный комфорт, но какие-то минимальные условия для того, чтобы существовать и что-то делать, все же важны.
— Ваша работа сейчас как-то отличается от той, что была в Беларуси, скажем, в «спокойные времена»?
— В общем-то нет, потому что я и здесь мало где бываю. Точно так было раньше, когда мир в основном ограничивался студией. Примерно так же происходит и сегодня. Я вообще никуда не езжу, как редко ездил, когда был дома. Путешествовать — это не самое мое любимое занятие. Для меня поездки — это большой стресс. Когда куда-то еду, всегда хочется из этого места поскорей вернуться обратно.
Но, уехав из Минска, я понял, что вернуться в этот город уже никогда не придется. Я имею в виду то, каким был город, когда я уезжал. Это будет уже другая субстанция, совершенно другой мир, не имеющий ничего общего с тем, каким он был раньше.
— Вас посещают мысли, что можете уже не вернуться домой? Возможно, потому что сами не захотите или просто не сможете.
— Я меньше всего об этом думаю. Нельзя такое загадывать вперед.
— А вообще тянет домой?
— Сейчас нет.
— Когда это прошло?
— Когда многие близкие люди оттуда уехали, когда была потеряна связь с теми, кто там [остался], как и теми, кто в России и Украине.
— Для вас важно, в какой стране жить?
— Вообще-то важно. В месте, где я живу сейчас (на Кипре. — Прим. ред.), слишком жаркая погода. Иногда это душит и мешает.
— Но у вас есть возможность выбрать любую страну мира…
— Ну прямо! Это очень громко сказано. Ничего подобного, никто меня нигде не ждет.
— А если бы выбирали, то какая это была бы страна?
— Наверное, для комфортной жизни нужна страна с климатом, похожим на белорусский.
— Сейчас много творческих людей уехало из Беларуси. Они организуют различные выставки. Такого рода активности вам не хватает?
— Знаете, я к выставкам всегда относился достаточно странно, потому что чаще всего они тебе ничего не приносят. Считается, что люди там что-то покупают. Но ничего подобного. А вот работы часто возвращают в поврежденном виде. Никто за это не отвечает.
Выставки — это некая болезненная для души вещь.
— Как думаете, творчество современных визуальных художников помогает белорусам или украинцам (каждому в своем контексте) находить точку опоры?
— Я этого не знаю, хоть мне и хотелось бы понимать это. Все же мне кажется, что людям сегодня бывает не до этого.
— Вам хотелось бы, чтобы ваши образы были таковыми?
— Я об этом не думал. Когда творишь, скорее, думаешь, согласен будет [зритель] с твоей позицией или нет. Этого достаточно.
«Назад ничего не отвернуть и время не остановить»
— Вы продолжаете следить за тем, что происходит в Беларуси?
— Конечно.
— Как удается улавливать настроения и веяния, особенно для творчества, и не отрываться от ситуации в Беларуси? Это ведь большой риск для всех, кто долго не живет в стране.
— Благодаря интернету мы сегодня видим и слышим все, что происходит, в том числе ужасы. Невозможно оставаться безучастным. Иногда понимаешь бессмысленность того, что делаешь. А бывает — показываешь свое отношение, а кому-то, наверное, это уже не надо.
— Возможно ли закрыть Беларусь от внешнего мира и сделать так, чтобы людям оставалось только смотреть телевизор?
— Можно все что угодно сделать. Когда-нибудь так и будет, возможно, нельзя будет позвонить или никого не пустят [в страну]. Все возможно.
— Если вспомнить ваш образ бчб-флага с загрузкой в 97%, как думаете, она продвинулась дальше, зависла или откатилась назад?
— Если вы о том, победили ли мы, то, конечно, да. В том плане, что назад уже ничего не отвернуть и время не остановить. Можно стараться бесконечно сдерживать [перемены], но рано или поздно все произойдет. Это совершенно понятно.
— То есть белорусы не проиграли диктатуре?
— Нет. Если они (белорусские власти. — Прим. ред.) настолько бесчинствуют, значит, проиграли они, и вот таким образом мстят.
— Сколько происходящее в Беларуси может занять времени?
— Сколько угодно.
— Это звучит пессимистично и на вас не похоже.
— Нет, похоже. Раньше я думал, что вот-вот все закончится, но нет — ничего подобного — это может длиться сколько угодно.
— Еще одна ваша работа, которую вы опубликовали накануне нового года, с надписью «Merry Crisis 2022». Вы предвидели, что принесет этот год?
— Нет. Эта работа создана очень давно. Ей уже лет 20. Просто она остается актуальной каждый год. Так бывает часто: что-то делаешь и рано или поздно приходит время для этой твоей работы.
— А чего вы ожидаете от этого года? Ждете ли чего-то хорошего?
— Постоянное ожидание чего-то — это нормальное состояние человека. Но я довольно скептично отношусь ко всему. Дай Бог, чтобы произошло хорошее. Я просто пока не вижу, как и в какой системе это может произойти.
Для себя лично я никогда ничего большого не хотел. Я никогда не тяготел к накопительству, не видел себя с хорошей машиной, например. Всегда обходился минимумом. Если останется то, что у меня сейчас есть, и слава Богу.